Здесь будет интересно!!!

Говорят, перед смертью человек за мгновение окидывает взглядом всю прожитую жизнь. 
А я не буду просматривать всю плёнку. Я буду вспоминать глаза Японки. Вернее тот её последний взгляд, который то ли заставит меня когда-то сдохнуть, то ли умрёт вместе со мной. 

В наш 9 «в» класс она зашла сразу после робкого стука. Вся какая-то тонкая, затянутая в странный черный камзол, передвигалась аккуратно, как богомол. Выставит тонкую ногу и подтянет к себе тело. Мой Сосед по парте Мишка сразу хмыкнул и громко прошептал: 
— Японка какая-то. 

Класс грохнул, а новенькая опустила голову, отчего тёмные волосы с лиловым отливом рекой упали на лицо, закрывая её бледную кожу и взгляд. 

Если что-то и было в ней стоящего, так это глаза. Серые с голубизной, прозрачные на свету, необычного миндалевидного разреза. Вместе с высокими скулами и острым подбородком, они действительно придавали ее лицу какую-то восточную изюминку. Портили всё только уши. Маленькие и оттопыренные, они смешно торчали, если Японка закалывала волосы вверх. Располагаясь над тонкой девичьей шеей, они сидели, словно два смешных лягушонка, отчего девчонка казалась ранимой или даже трогательной. 

Распелся вам, совсем, как поэт. Думаете, почему я всё так детально рассмотрел? Да потому что пялился на нее исподтишка, на всех уроках, кажется, глаза даже скосились влево на соседний ряд. 
Мишка быстро это заметил и начал свои стандартные издевки. Ну, знаете, как оно бывает в школе, когда приходит новенькая, да ещё такая чуднАя. А я всё-таки лучший друг президента класса! Не могу же я ударить в грязь лицом и заруинить своей симпатией весь авторитет, который мы с Мишкой выстраивали себе много лет. 

Всё было под нами: двоечники просили разрешения смыться с уроков у нас, а не у учителей, которым мы потом деловито объясняли, что заболел, мол, человек, завтра придёт. Отличники сливали нам первым готовые варианты проверочных тестов, за что получали молчаливое одобрение и крышу от основной социальной прослойки нашего класса – хулиганов, как сказала бы моя бабуля. 

И только Японка никуда не вписывалась, не соблюдала школьную иерархию и даже как-то осмелилась подойти ко мне на перемене: 
— Привет. – И помолчала. — А ты не знаешь, классный час с родителями на этой неделе? 
И уставилась на меня в упор своими прозрачными глазами. Я возмущенно пыхтел, обдумывая как бы мне пожестче указать ей ее место. Но вместо этого почему-то пробурчал: 
— Да. А что, кого-то приведешь? 
И метнул на неё опять косой левый взгляд, как мальчишка, господи. 

Она явно обрадовалась моему вопросу и даже покрутилась на месте, словно балерина: 
— Да, у меня папа придет! Будет рассказывать о наших семейных традициях. 
— О чем? 
— О том, как воспитывает меня в духе бусидо! 
И она изящно развернулась и сделала несколько резких рубящих движений руками. 

Я совершенно потерялся в собственных мыслях, поэтому продолжал расспрашивать: 
— Что ещё за бусидо, хрень какая-то! 
Японка повернула ко мне изящный профиль, усмехнулась и уточнила: 
— Я думала, ты знаешь. Это кодекс самураев. 
Я промычал что-то невразумительное. Краем глаза заметил, как шепчется Маринка с девчонками в углу класса и понял, что разговор надо завязывать. 

Маринка – это моя любовь, конечно. В начале учебного года она, наконец, включила мне зелёный свет и вот уже несколько месяцев, я тискал её в темных углах коридора, встречал и провожал, словом делал всё, что обязан делать порядочный парень. Маринка аккуратно целовала меня, не давая моим рукам разгуляться, как следует, дула губки на камеру и выкладывала наши селфи с подписью «мой человечек». Словом, всё было,как надо. Мишка, правда, каждый вечер интересовался, когда падут последние защитные барьеры, и я попаду в святая святых каждой девушки. Я отшучивался. А на уроках снова рассматривал Японку. 

На классный час она и правда привела отца. Высокого и худощавого мужчину, при взгляде на которого сразу становилось понятно, откуда у его дочери оттопыренные уши. Он долго, но интересно рассказывал о кодексе самураев, а Японка смотрела на него, не дыша и не моргая. Было заметно, какая крепкая между ними связь. Даже как-то завидно стало, я со своими предками особо не общался. Зачем говорить, если они всё равно не поймут? 

Но утром я подкараулил Японку на перекрестке и якобы мимо неё прошёл по направлению к школе. Она окликнула: 
— Олег, ты откуда здесь? 
Я сделал вид, что удивленно обернулся, типа не заметил. 
— А. Это ты? Да я тут из поликлиники, до школы решил заскочить. 

И замедлил шаг, позволяя ей подстроить свою скачущую походку под мою. Она шла рядом, словно пританцовывая, и о чём-то рассказывала, жестикулируя изящными маленькими ручками. Я смотрел на них и изредка хмыкал, понимая — пропадаю. Что не надо бы мне с ней общаться, не надо бы, чтобы кто-то из класса нас видел вместе. Но всё равно продолжал идти рядом, радуясь тому, что слышу её голос и могу отвечать. 

Этим же вечером Мишка решил со мной поговорить. Не в сетях, а даже подъехал к моему подъезду на своем козырном мотоцикле, от которого всегда воняло, но девочки пищали неистово. 

—Олег, ты чо мутишь-то? С Японкой? 
Я мялся. Я очень дорожил дружбой с Мишкой, но почему-то был уверен, что тот не поймёт, как приятно её просто рассматривать, как здорово её слушать. Или может быть я не хотел этим с ним делиться. 
— Да норм всё, чо ты! Просто по пути рядом прошёл и всё. 
Мишка внимательно меня разглядывал. 
— Ну, смотри, чо. Маринка-то обидится. 
— Да всё нормально, не начинай! 
Я махнул ему рукой и заскочил в подъезд. Перед тем как уснуть, я вспоминал руки Японки, такие маленькие и аккуратные, словно вырезанные из белого мрамора, и, наверное, такие же холодные. 

На следующее утро на моей парте красовался какой-то маленький конверт из плотной бумаги. Воровато оглянувшись, я быстро схватил его и спрятал в карман. Маринка что-ли шалит с любовными записками. Убедившись, что никто не видит меня, подошёл к окну, развернул, достал плотную бумажку, напоминавшую по размерам визитку, и прочитал: 

«Утра холодный ветер 
Тебя по дороге внезапно принес. 
Стало тепло". 

И что-то стукнуло у меня в районе солнечного сплетения. Накатил жар, ладошки мигом стали потные. Я аккуратно убрал визитку в карман, развернулся и напоролся на пристальный взгляд Японки. В горле перехватило, я смог только слегка улыбнуться и рухнуть на свое место за партой. 

Учиться не мог. Слова преподов летали вокруг моей головы, пытались пробиться в уши, но я отмахивался от них и всё думал о каждом слове этого дурацкого стишка. Как-то они назывались странно, хокку вроде. 
После уроков, ни на кого не глядя и не обращая внимания на окрики Маринки, помчался домой. Скинул с себя всё и залез под горячий душ. Стоял и еле дышал, внутри всё переворачивалось, крутилось в какой-то воронке, центром которой был образ Японки. 

Высушился, оделся, сел на кровать, пытаясь собрать мысли в кучу. Ничего не выходило. Сердце стучало с перебоями, то ухнет вниз, то скачет прямо в горле. Я не выдержал и выбежал из дома. Мчался к парку, к прохладе, хотелось хотя бы немного остудиться. В сумерках я бродил по парку, погруженный в свои размышления, как вдруг тихий голос окликнул меня: 
— Олег?.. 
Я прирос к месту, потому что сразу понял, что это она. Сидела тихонько, укутавшись в огромный шарф, и рассматривала меня своими странными глазищами. 

Я посмотрел на неё и рухнул рядом. Потом выдохнул, собрался и нашёл её руку своей. Она сразу же вцепилась в мои пальцы своей ледяной ручонкой, словно экзотическая птичка за жердочку. И начала что-то говорить, но я почти не улавливал смысла, только изредка выдыхал, перехватывая её руку покрепче. Потом нашёл вторую, а затем, как-то незаметно, вся она, маленькая и нахохленная, оказалась у меня в руках. 

Я дышал ею. Не знаю, сталкивались ли вы с этим ощущением, но я совершенно точно понимал, что в моих руках находится что-то драгоценное, хрупкое. И весь смысл моего существования вдруг спрятался именно под этим шарфом. Её руки как-то незаметно стали гладить мое лицо, нежно прикасаясь к вискам, заглядывая мне в глаза. 
—Олег, смотри какие звёзды… 

Я задрал голову и увидел россыпи маленьких блестящих искр в кромешной тьме осеннего неба. А когда опустил подбородок, меня встретили приоткрытые губы Японки. Что-то отключилось в моей голове, стерлись границы реальности, времени и пространства. Я целовал её и улетал в те самые хреновы небеса, в космос и выше. 

Провожал её, дрожащую от холода или свалившегося на нас чувства, ещё долго обнимая у подъезда, вдыхая запах её волос на макушке. До тех пор, пока не заметил её отца, выглядывающего из освещенного окна квартиры. 

Потом брёл домой, то и дело поднимая голову к небу и совершая очередной космический полёт от воспоминаний. Рухнув в кровать, вспомнил про мобильник, достал его и нахмурился: двадцать шесть пропущенных от Маринки. Перезванивать не стал. Завтра поговорю с ней и всё объясню. Наверное.… А вот с Мишкой. Да, с Мишкой разговор будет тяжелый. 

На следующий день я держался отстраненно, ни с кем не говорил, только кивнул Японке и старался вникнуть в задания. На большой перемене быстро сгонял на обед и как раз собирался найти её, чтобы перекинуться хотя бы парой словечек. Но её нигде не было видно, я залетел в полупустой класс и сразу почуял неладное. Верхом на моей парте сидела Маринка, обиженно выпятив губы, а Мишка стоял, подпирая шкаф с методичками, словно угрюмый охранник. Я прикрыл за собой дверь, к ней тут же кинулась пара подружек Маринки и крепко её затворили снаружи. 

Мишка молчал, я стоял, словно перед судом присяжных. Маринка встала и, скрестив руки, громко спросила: 
— Ну, что, Олежка, новую девушку завёл? 
Я промолчал. Мишка кулаком странно стукнул по шкафу. 
— Отвечай, давай, дружище. С новенькой мутишь? 
И посмотрел на меня так выразительно, что стало жутко. Я оглянулся, словно в поисках помощи, но рядом никого не было, только нас трое. 

— Я…Я. 
В голове метались мысли, я путался. 
Маринка подошла и похлопала меня по щеке. 
— Ну, что, зассал, отвечай, нашёл себе новую любовь? 

Я посмотрел на неё и промямлил. 
— Нет, ты что. 
Мишка усмехнулся. 
— А не врёшь? Поговаривают ведь. 
— Да чего вы пристали ко мне? 
Я беспомощно оправдывался. 

— Не нравится она мне, вы её уши видели? Зачем она мне сдалась, тоже мне экзотика! 
И для верности обнял Маринку одной рукой, словно что-то доказывая. 
— Точно? — она прищурила глаза, глядя на меня. 
— Точно. Она всё равно отшибленная какая-то вместе со своим папашей, самураи, блин! 

Я робко засмеялся. Маринка поддержала. Даже Мишка захихикал. Потом отошёл от шкафа и открыл его дверцы. 
Оттуда вышла Японка. Рот и руки её были завязаны тем самым огромным шарфом. Видимо, Мишка хорошо постарался, она напоминала огромный шар. 

Тот, тем временем, подошёл и развязал узлы. Японка так и осталась стоять, пока шарф не упал на пол, только смотрела на меня, не отводя взгляда. Потом резко сорвалась и кинулась к двери, толкнулась в неё, не в силах открыть. Маринка, с гадкой ухмылочкой, подошла и хорошенько толкнула дверь мощным бедром, от чего та распахнулась. И Японка выскользнула. За дверью хохотали девочки, я кинулся ей вдогонку, не обращая внимания на смех. Мишка крикнул: 
— Беги, Олег, беги! Самураи быстры, как гепарды! 
И расхохотался. 

Я догнал её уже на улице, схватил за руку. Она тут же развернулась, встретив меня лицом к лицу, не пряча потоки слез, текущие по алебастровым щекам, и спросила: 
— Струсил? 
Я молчал. Теперь я не мог смотреть ей в глаза. Придушенным голосом ответил: 
— Ну.. Да. А ты бы нет? 

Она пытливо смотрела на меня, потом кинула взгляд в небо, выдохнула, и снова обратила на меня свои прозрачные глаза: 
— А я тебя прощаю. 
И погладила по щеке, не отрывая взгляда. Через мгновение её словно сдуло ветром, и я остался один. Так и стоял, не шевелясь. 

Сзади подошла Маринка, толкнула меня плечом и кинула мне наши рюкзаки. Я поплелся за ней, провожая домой. На прощание она меня поцеловала, и вот здесь мне действительно стало тошно. Потому что я вдруг понял, что между поцелуем Японки и этим разница велика так же, как между сырой подгнившей картошкой и прохладным вишневым соком в жару. 

А дома я плакал. Думали, постесняюсь вам это сказать? Ну, да, мог бы изображать истукана, но, пока никто не видел, ревел, кусая зубами подушку. 

Она простила меня, понимаете? Взяла и простила, лучше бы отхлестала по щекам, наорала бы, ну хоть что-то, только не этот любящий и прощающий взгляд. Господи, как же больно до сих пор! 

На следующий день она не пришла в школу. Я заглянул в соц. сети и увидел, что она удалила все аккаунты. Не пришла и на следующий день. На правах авторитета, я подкатил к классруку и спросил ненароком, почему новенькая пропускает. 
— Так она уехала, Олег, ты не знал? 
И учитель внимательно посмотрела на меня. Я, ошарашенный, отошёл. 

Дома сидел весь вечер, обхватив голову руками. А потом что-то зашуршало в голове, я схватил листик бумаги и написал ей то, что не успел сказать. Я всё ещё надеюсь, что, может быть, хотя бы здесь она прочитает: 

«Тяжёл путь самурая, 
А я не стою и половины твоей доблести. 
Прости".

Мария Валуйская