Я сегодня за грибами собрался идти.
Самое время - сначала дождило, потом потянуло теплом. Собирался на совесть. Непромокаемая обувь, бутерброды, бутылка воды, заряженный мобильный. Не то, что боялся заблукать, но случаи у нас в поселке бывали: ушла соседка Галька за опятами по осени и не вернулась в срок. Как там в анекдоте-то? Искали всем селом, нашли – выебли. А сегодня пошел за грибами и заблудился. Ах ты ж…
Галю нашли через неделю у сестры в соседней деревне. Оказывается, с пьяным мужем поссорилась. Написала записку «ушла за грибами» и пропала. Муж протрезвел – жены нет. Дети в плач «мама нас бросила», корова не доена, поросюки не кормлены, гуси бодяжат самогоном, куры отращивают крылья, чтобы лететь не юг. И пить-то некогда…
Как же в лесу хорошо, граждане и старушки. Мягко пружинит под ногой хвоя, воздух пахнет терпко и нежно – травой и дождем. Небо лишь изредка мелькает в сомкнутых кронах деревьев, плескаясь в глазах голубым и серым. И – никогооооо…
Маршрут я отмечал надломленными ветками и кусочками коры.
После часа быстрой ходьбы понял, что с грибами у меня в этот раз не сложилось. То ли прятались, то ли решили вырасти позже. Пара сыроежек, какой-то вшивый мухомор и поганки.
Вот поганок почему-то всегда много, они охотно лезут в глаза. Мне кажется, у леса с ними какое-то соглашение заключено: отрави пару человек – и выделим тебе в два раза больше квадратных жилых метров.
Еще час блуждания – и я начал подумывать о возвращении. Бывает. То пустой вернешься, а через день – рюкзак с полным ведром устанешь тащить.
И вдруг – удача! На полянке, замаскированной плотно стоящими елями, жила семья подосиновиков. Я обошел полянку кругом, полюбовавшись оранжевыми шляпками с разных ракурсов, и достал заветный грибной нож.
Красуны, а не грибы! Ровная круглая шляпка без единой червивой точки, белые стройные ножки. Впрочем, цвет шляпки показался мне бледноватым. Я понюхал гриб и чуть-чуть надломил. Пахло подосиновиком. Лизнул, чтобы проверить, не горчит ли. Гриб как гриб.
- Ты бы еще мухоморов наелся, - услышал вдруг насмешливый голос сверху. – После них такие хороводы верблюды водят – закачаешься.
- Кто здесь? – я повертел головой в поисках собеседника.
- Кто здесь? – передразнили меня.
- Он и грибов-то не видит, не только нас, - отозвались с другого конца поляны.
И тут я увидел, кто со мной разговаривает.
С нижней ветки сосны мне приветливо скалилась белка, а на дальнем конце поляны сидели два енота. Или барсука, кто их разберет, этих, в полоску. Я выронил гриб и огляделся. Неужели я лизал поганку и теперь просматриваю предсмертные галлюцинации?
- Грибы нынче ушли, - сказал тот енот, что справа. Или барсук. – Эти не успели, подзадержались, у них еще внук должен вылупиться. А тут ты, с ножами, потребитель хренов.
Правый енот кивнул и показал мне натуральный «фак». Никогда бы не подумал, что у енотов есть средний палец.
- А мы тебя сейчас заблудим, - это снова сверху, от белки. – Нечего тут по лесам ресурсы тырить. К тому же, у нас в правительстве есть свои люди. И, между прочим, у вас сейчас заработают законы о недопустимости грибной и рыбной ловли. Надо бы еще запрет охоты продавить, да тут серьезная артиллерия нужна. Ну, при следующем президенте…
- А вы знаете, кто у нас президент? – глупо спросил я. Теперь уже какая разница, умираю я или умер.
- А кто ж его не знает? – удивилась белка. – Нынешний у вас только за рептилий топит, а на родных медведей ему наплевать. Это тебе повезло, что ты с Михаилом не столкнулся, у него сегодня выезд на пасеку. Он бы тебе рассказал за нашу природу и ресурсы.
- Товарищи животные, ну я же не знал, что у вас так все серьезно! – взмолился я. – Ягоды-то собирать хоть можно или они тоже у вас женятся и плодятся?
- А ты как думал, - цокнула белка. – Одни вы, венцы творения, умеете трахаться?
За кустами зашуршало, и на поляну вышла лиса. Нервно покрутила хвостом, потянула носом воздух. Позвала: - Серый, выходи, у нас тут заседание жильцов. Будем думать, что с этим делать, который не платит взносы в природоохранение.
Серый оказался тощим линяющим волком. Он вывалился из-под елки, угрюмо почесал за ухом и чихнул.
- Да сожрать его и все дела. Людей можно исправить, только переварив.
- Секундочку! – заволновался я, обнаружив себя выброшенным из дискуссии. – Я, между прочим, даже мяса не ем – у меня редкий генетический дефект неусваиваемости животного белка! Я даже бутерброды делаю только с соевой колбасой. Будете? – я вытряхнул из рюкзака съестные запасы.
- Я же говорю, только переварить, - сплюнул серый. Он поковырял левой задней ногой в пасти, вытряхивая застрявшую в зубах шишку, и поднялся.
И тут мне стало страшно. Нет, я понимал, что брежу. Бредю. Что нет говорящих зверей и женатых грибов. И что я, возможно, лежу сейчас на муравейнике в последнем пароксизме жизни!
Но я повернулся и побежал.
Сзади хохотала и улюлюкала белка, с визгом ухали еноты или барсуки, пень их разбери, взрыкивал волк. Да, шансов у меня было мало, но я хотел поймать хотя бы один.
Свистел ветер в ушах, ветки хлестали по лицу, рюкзак, небрежно накинутый на одно плечо, бился на спине единственным крылом, комары и мухи брызгали от меня в разные стороны в ужасе.
Я бежал так быстро, как не бегал даже в детстве. И не заметил оврага, плотно заросшего папоротником и лопухами. Падать было весело и не больно. Повезло, что я не побежал в другую сторону – там было болото.
Меня нашли через три дня. Да, искали всем поселком.
Паласатое |