Девку – пятнадцатилетнюю, жирную, босоногую – по снегу в одной холщовой сорочке, в нахлобученном пахотном хомуте, родители привели к дому отца Егория, и цепные псы истово лаяли по всей округе. Девка лаяла, передразнивая их и смеялась, пуская слюну. Священник выбежал во двор вслед за своим пасынком Кириллом, шикнул мальчишке: «воду неси», и сразу забрал девку в избу, оставив испуганных родителей за калиткой. Перед иконами набросил на продрогшие плечи скатерть, которой накрывал пасхальный стол с разговением, и несчастная обмякла в его руках. Кирилл принёс богоявленную воду, ею священник опрыскал девку; пошёл пар.
– Кликуша, – пояснил отец Егорий. – Бес в ней завёлся. Выгоним беса!
Положив ладонь на макушку девки, он начал читать Евангелие.
Кликуша разлепила веки и сосредоточила на священнике мутный взор.
– Не получается? – спросила.
– Сейчас получится.
– Ой, не верю.В красном углу одновременно погасли свечи. Порченная девка ухмыльнулась.
– Верёвку найди, – сказал отец Егорий. Пасынок выскользнул из горницы.
– Узнаёшь ли ты меня, Люба?
– Узнаю, батюшка. Ты крестил меня. Пока крестил за срамные места трогал.
Священник побагровел.
– Лжёшь!
– Ты всех ребятишек там трогаешь, а после с корешком играешь, – кликуша подмигнула. Позволила примчавшемуся пасынку связать ей запястья.
– Во двор ступай. – сказал отец Егорий Кириллу. – Спроси родителей, как в неё бес проник.
Кирилл повиновался.
– Красивый мальчик. – сказала кликуша, меняя цвет глаз с синего на зелёный, – что ж ты сделал с ним, Егорка?
– Молчать! – зашипел священник. – молчать, я божий человек. А ты кто?
– А я – Пазузу, – тень девки, пляшущая по стене, отрастила крыла, две штуки справа и две слева, и абрис головы стал будто собачьим. – Я хожу по вихорям, – молвил бес девичьим голосом, – я скверну ем.
– Именем Господа…
– Болтай, болтай.
– Кормилец, – Кирилл подошёл, взволнованно косясь на помешанную. – Говорят, ей мыша в рот залезла.
– Врут, – вклинилась Люба. – Ой, мастаки они врать. – кашлянула, изо рта выползла серая полёвка, плюхнулась в подол и пропала с дымком. Кирилл перекрестился.
– Пацан, – кликуша склонила на бок голову, – чем тебя батюшка причащает, пацан, то не просфоры.– Выйди, – цыкнул священник пасынку. Закатал рукава, взял медный крестик с божницы. Провозгласил: – Вон, бес, именуемый Пазузу, в ключи-болота убирайся, за океян, на Лелей-гору.
– Жрать хочу, – кликуша срыгнула зловонным.
– Говей постом! Почто подселился в Христово дитя?
– За тобой пришёл. Али не ждал? Али забыл, как черничку снасильничал за овином? Как малышей пальцами… – девка заплакала, словно младенец. Отец Егорий схватился за голову.
Родителей отослал домой: «молитесь, плохо дело». И сам молился до сумерек, стараясь не слушать речения нечисти, ранящие сердце. По темноте дал пасынку топор и приказал ступать на реку, вырубить прорубь крестом.
– Утопишь меня, чтоб меньше трепалась?
– Надо – утоплю.
– Ну ты уж хорошо топи, чтоб не всплыла, – Пазузу облизал рдяные губы трубчатым языком.
Скрипнула дверь.
– Готово, – сказал озябший Кирилл. Отец Егорий грубо, за локоть, поднял девку. Поравнявшись с юношей, она шепнула ему в ухо три слова. Волосяная нить, удерживающая распятие на его шее, порвалась, и крестик упал меж струганных досок пола, но он не заметил, задрожав всем телом.
Шагали втроём через лес, внимая глухим стонам сычей.Скользкие ветки преграждали путь, ветер шатал сосны, лисы вылезали посмотреть на процессию сияющими во мраке глазами. Кликуша улыбалась, отец Егорий молился, Кирилл впереди быстро кивал и топором раздвигал сучья.
Лес кончился, над рекой висела лунная полушка. Пошли по льду к крестовине проруби.
– Замёрз? – спросила девка священника. – Скоро согреешься.
Отец Егорий плюнул на ладони и осенил себя крестом.
– Прости, Господи, грехи мои.
– Это вряд ли, – кликуша подула на запястья, верёвка рассыпалась. Ухватившись за подол, стянула сорочку и предстала пред конвоирами в наготе. – Погляди, – сказала тихо – ветер донёс до остолбеневшего Кирилла её слова, – внимательно погляди.
Кирилл глядел, не слушая возгласов кормильца. А когда отец
Егорий вцепился в его худой тулуп, сверкнул глазами, и махнул топором. Обух ударил священника в подбородок. Он клацнул челюстью и отступил, ошеломлённый.
– Да как ты…
Позади крест запылал. Вместо студёной воды, в проруби плескалось пламя. Отец Егорий вскрикнул.
– Купайся, – сказала кликуша.
Топор вонзился меж лопаток священника. Коротко гаркнув, отец Егорий рухнул в огненную дыру, и прорубь моментально заросла льдом. Кирилл выронил окровавленный топор, медленно приблизился к голой кликуше. Слёзы текли по его щекам, но она обняла юношу и утешила. Снег был тёплым, мягким, как перина.
После он спросил, лаская живот девки:
– Куда мы теперь? На каторгу?
– На каторгу всегда успеем. – сказала ласково кликуша. – В соседнее село пойдём. Есть к их попу разговор.
Ночь зажигала звёзды в бескрайнем просторе. Снег под ногами хрустел. Так они и ходили от села к селу, Кирилл и кликуша, от села к селу, от попа к попу.
Максим Кабир |