Жила-была одна чашка. Вернее, не одна, а одна из… Она была одной из двенадцати чашек в чайном сервизе из китайского фарфора. Стояла, вместе с другими собратьями, в центральной витрине серванта. И неизвестно, как бы сложился сюжет ее жизни, если бы однажды сына хозяйки неожиданно не пригласила на день рождения его одноклассница. Подарок покупать было некогда, и юный раскрадатель китайских сервизов, недолго думая, поставил в центр целлофана одну из чашек вместе с блюдцем и завязал сверху ленточку пышным бантом. Затем расставил остальные чашки сервиза пошире и отправился в гости.
И чашка попала в новый дом. Не сказать, чтобы она вызвала какой-то особенный интерес у именинницы, а вот ее бабушка бережно достала витиеватую тонкую чашку, провела пальцем по кружевным оборочкам у основания, поднесла к свету. И чашка замерла. Под розоватой дымкой глянцевой глазури проступали нежные белые цветы.
- Надо же, какие красивые, - проговорила бабушка. – Подснежники что ли?
«Сами вы подснежники, - зло огрызнулась чашка в своих мыслях. – Дремучие люди из-под снега. Конечно, где уж вам знать, что это флердоранж – белоснежные цветы апельсинового дерева для убранства невесты. Хотя, чему я удивляюсь? Наверняка эти люди уверены, что апельсины родятся прямо в сетках, на полках супермаркетов».
Но возмущения чашки никто не заметил, и на несколько лет ее убрали на полку серванта. Она не захотела знакомиться ни с вазочками для варенья, ни с милыми креманками, ни даже с малышками кофейными чашечками. Зачем? Для чего? Что общего может быть у нее, потомственной аристократки ручной работы с тонкой душевной организацией, с этими штампованными предметами безвкусной сервировки? У нее – дочери тончайшей изящной сахарницы и внучки кружевной конфетницы… Она стояла на стеклянной полке особняком и вспоминала блеск былых времен, достойных внушительных ободков собственной позолоты.
И снова неизвестно, куда бы нас завел сюжет, если бы вчерашняя школьница не выскочила замуж и не упорхнула из родительского дома. В стремлении свить собственное гнездо, взгляд молодой хозяйки упал на нашу неприступную гордячку.
- О! Чашка с подснежниками. Между прочим, она моя.
«Куда нас тащат? - возмущенно кричала чашка, обращаясь в коробке к тарелкам, переложенным посудными полотенцами. – Почему никто из вас не противостоит этому насилию?» Но чашку снова никто не услышал, коробка захлопнулась, а через несколько дней раскрылась на новой кухне. И чашку… тонкую старинную чашку из китайского фарфора… тонкую старинную чашку из китайского фарфора с позолотой… тонкую старинную чашку из китайского фарфора с позолотой и букетом флердоранжа… О, нет… Ее поставили на верхнюю полку мойки. Поставили среди других простеньких фаянсовых чашек, пошло разрисованных маками и незабудками, среди вульгарных бокалов с цветными наклейками. И даже (конечно, леди не рыскают по сторонам и не смущают свой аристократический взгляд подобными видениями) по соседству с обыденной эмалированной кружкой…
Это был позор. Видел бы ее кузен – утонченный молочник… А что бы сказали сестры? А бабушка конфетница? Так бы и бросилась в пенные воды раковины, если б духу хватило…
Хозяйку свою чашка недолюбливала. Прежде всего, за то, что та пила из нее кофе. Кофе! Из нее, из чайной чашки!!! Хотя, им, молодым, что из чайной чашки, что из стакана. Воспитания никакого, ну вот прям - ни капельки. Да и блюдце ее хозяйка куда-то задевала – не то разбила, не то к тарелкам поставила, но с переезда они с блюдцем не виделись.
А вот молодой хозяин… очень даже ничего. Руки такие сильные… губы такие страстные… В смысле, ничего такого, но чашка прощала ему даже брутальную небритость и легкий запах табака. Хозяин пил чай. Конечно, заваривать его он не умел, думая, что щепотка чая, прямо на дне чашки заваренная кипятком, это и есть чай. Ах, сколько бы она могла рассказать ему о золотистом черном чае с бергамотом. О настоящем зеленом чае с жасмином. О сортах чая, которые принято пить с густыми сливками, с медом, с лимоном (а ведь именно для этого и нужно блюдце – для лимона, для чайной ложки, которая не должна валяться прямо на столе). Она могла бы рассказать ему об элитном сорте пуэр, о молочном чае улун. А тайский синий чай – настоящая шкатулка с секретом – положи дольку лимона, и синий напиток станет малиновым. Да, если бы он умел слушать, она бы заворожила, она бы увлекла…
Но больше всех чашка не любила маленькую дочку хозяев. Да как можно?.. как можно в нее, в аристократку, наливать пресловутый яблочный компот? Или, о Боги, клюквенный кисель? Или… да нет, настоящая леди даже и слов таких не знает… ряженку?!!
«Тише! – кричала она малолетней проказнице, - уронишь! Кокнешь меня, убьешь всю мою красоту. Нет, ну что за ребенок? Пальцы вечно в шоколаде. Сначала облизывает, потом за меня берется. Фи… Никакого воспитания. Не зря говорят, яблочко от яблоньки»…
Вот так и мучилась заносчивая чашка годами, пытаясь переделать под себя весь мир вокруг. Как вдруг – новый поворот сюжета. Молодые сделали ремонт и поменяли всю посуду в доме. И чашку отдали престарелой свекрови.
Час от часу не легче. Теперь чашка стояла на прикроватной тумбочке, ее соседями были очки и газета с кроссвордами, а содержимым - все больше лекарства. Конечно, можно было набраться какой-то мудрости из раздумий женщины, прожившей жизнь. Но кто ж хотел прислушиваться? Всю жизнь чашка желала, чтобы услышали ее.
Но противная девчонка достала чашку и здесь. Однажды, придя к бабушке, неуклюжее создание таки выронило чашку из рук. Дзень… Тонкая душевная организация не выдержала, и по золотому ободку пошла трещина.
- Ой! – смутилась девчонка. - Кажется, я разбила твою чашку. – Не беда. Я тебе новую принесу. А эту давай выкинем.
«Выкинем?!!» – очнувшись от обморока после падения, чашка снова погрузилась в забытье…
Но ее не выкинули. Уж больно красивой и дорогой на вид она была. Сначала забрали на дачу, где она скучала в старом посудном шкафчике месяцы напролет. А потом, когда в месте трещины откололся кусочек, и вовсе вынесли во двор, став наливать в тонкий китайский фарфор молоко для кошки. Боже, что бы сказала бабушка конфетница…
А вскоре чашка пропала… Нет, она не погибла. Просто под порывом ветра скатилась с крыльца. Со звоном откололась витиеватая ручка, и чашка закатилась в кусты.
Она лежала там, израненная и униженная, осень, а потом и зиму. И все думала, думала… Почему так получилось? Что она делала не так? Почему, рожденная для роскоши, она скатывалась все ниже и ниже? Почему фарфор раскололся, позолота стерлась, флердоранж перепачкан в земле? Ею должны были любоваться, а вместо этого она благодарит судьбу, что никто не видит ее позора…
Ранней весной, после дождя, в ней собралось немного воды. Она бы и не заметила этого, если бы однажды к ней робко не подошел пугливый мышонок.
- Не бойся, пей, - подбодрила она малыша. – Тут тебя никто не увидит.
Мышонок прибегал к ней несколько раз. А потом и воробей стал прилетать, и божья коровка. И чашка вдруг поняла, что испытывает какое-то умиротворение, лежа, забытая всеми, под кустом. Как будто, когда уже совсем не к чему стремиться, жизнь приобретает какой-то новый, до этого неведомый, смысл.
Когда вода смешалась с землей, она уже не злилась, а тихо ждала – какой новый сюрприз преподнесет ей судьба. И внезапно она почувствовала в середине себя зарождение новой жизни. Росток проклюнулся и рос, с каждым днем набираясь сил, а она поддерживала его и боялась дышать, замерев от красоты в одну ночь распустившегося цветка.
… - Бабуля, смотри, какие цветы!
Она услышала голос девочки, и у нее все оборвалось. Сейчас она найдет ее и, как всегда, все испортит. Ради прихоти, сорвет единственную ее радость… А ее саму разобьет в осколки и выбросит на свалку… Вот сейчас… сейчас…
Девочка наклонилась и откопала перепачканную в земле чашку.
- Надо же… Это же чашка из моего детства. Бедная…Я ее помню. Жалко, что она такая грязная и битая… А в ней цветы… Подснежники, что ли?
- Крокусы, - прошептала чашка, и впервые почувствовала на своих глазах слезы.
- Красивые, - продолжала девочка. – Нельзя их разлучать с чашкой. А у меня есть идея…
Она перенесла на клумбу возле дома несколько камней, обложила их мхом, а затем взяла в руки старую чашку. Те же пальцы, которые когда-то так раздражали, теперь бережно счищали грязь и подлатывали трещинки. Жаль только, что флердоранж совсем стерся. Но на его месте умелая рука рисует… нет, совсем не безвкусные, а такие веселые и трогательные маки и незабудки. И вот уже новая, будто перерожденная, чашка водружается на самую середину клумбы, по-прежнему обнимая нежно-фиолетовые и желтые в крапинку лепестки.
Эх, жаль, что ее не видит кузен молочник, и сестры чашки, и мама сахарница. Да что там, даже бабушка конфетница непременно гордилась бы сейчас своей внучкой, потому что она светится от счастья, потому что она по-настоящему счастлива. И не важно, что позолота стерта, и ручка отбита. Гораздо важнее, какая красота у тебя внутри…
Татьяна Лонская (из сборника "Капсула времени")
|