Здесь будет интересно!!!

Раньше на Большой Якиманке стоял длинный дом под номером 35-37-39. То есть по документам дом проходил как три разных, но склейка с улицы не обнаруживалась, да и внутри была неочевидной. Например, однажды, когда случился неприятный инцидент и одного хорошего парня бросили на лестничной площадке без сознания, в милицейском протоколе было записано: «Голова потерпевшего лежала у квартиры 5 дома 39, а ноги у квартиры 17 дома 37». Невидимая граница проходила по перилам. В квартире 17 располагался наш офис. 

Это была четырехкомнатная сталинка: одна комната предназначалась для редакции (там стояло три компьютера, письменный стол, диван и магнитофон), вторая — для переговоров, в третьей был склад, а самую скромную занимал начальник. 

В квартире 17 часто толклась разного рода молодежь, в основном — аспиранты, которые приносили статьи для публикаций, а заодно — что-нибудь полезное для офиса и нас. Например, кефир, булки с маком, тройники, дискеты с нужными программами, обогреватель. Всё пригождалось, даже голубой унитаз, который приволок аспирант Володя. 

Так однажды в офис принесли котенка. Точнее — он сам дошёл ногами до квартиры 17, а потом кто-то пригласил его войти. Дважды просить не пришлось, котенок вошел и начал жить у нас. Вид у него был милый, гладить себя разрешал, трещал, топтал шерстяные шарфы, смотрел в глаза, жрал любую еду. Короче, девочки его тут же полюбили. Все, кроме Люси. 

Люся в принципе не любила котов, но была при этом девушкой трепетной и заботливой. Поэтому на следующий день она уже отдавала ему свой йогурт и резала принесенную из дома докторскую колбасу, приговаривая: «Жри, сволочь». 

Кота назвали Сволочью. Он обосновался на складе между стопками журналов с адвокатской практикой и стеной — на платке с тюльпанами, который удачно выпал из рукава Олиного пальто. Что кот делал ночью, никто не знал — может, относил колбасу другу Валере из соседнего дома, может сидел на подоконнике и писал стихи. Но днем он инспектировал все офисные помещения с упорством домового. Проверял репертуар радиостанций, прислоняясь позвоночником к динамику, листал огромные телефонные книги, заглядывал в экраны (отчего шерсть почти всегда стояла дыбом), открывал чужие йогурты, таскал сушки со столов. Все были слишком заняты, поэтому кот жил в мире, полном наслаждений и безнаказанности. 

Однажды он украл котлету, и, от радости и азарта промахнувшись дверью, попал вместо склада в переговорную. Когда в разгар обсуждения чьей-то речи в суде на пороге возникло взъерошенное полосатое животное-гамбургер, мужчины в костюмах вскочили и застегнули пиджаки. Сволочь тоже не ожидал, что пачки журналов могут превратиться в белых воротничков, и резко мотнул головой, желая представиться по всей форме или проснуться. Однако сам имени своего произнести не успел: котлета от резкого поворота вылетела изо рта и, как сюрикен ниндзя, воткнулась в ногу адвоката. «Сволочь!» — сказал шеф в сердцах. Сволочь, одним глазом приглядывая за котлетой, слегка поклонился. «Сволочь! — закрепил шеф, хотя гости уже заторопились к выходу, и добавил, указав на дверь. — Вон!!» 

Кот моргнул три раза, с виноватым видом попятился, потом вышел в коридор, заглянул на склад за надушенным платочком Оли и переехал в дом 39. 

Во вторник мы заклеивали окна, через неделю пошел снег, потом аспирант Максим притащил хомяка, девочки нарекли его Полуэктом, а про Сволочь все забыли. Все, кроме Люси. 

Наталия Осташева