Есть много видов муравьедов. Но южно-американский гигантский — самый интересный. Его вроде бы открыл английский натуралист Джордж Шоу. Чуваку вообще везло находить самых странных зверей: то ехидну откроет, то утконоса. Британские ученые даже возмущались:
— Ты чего всякую неприличную хуйню открываешь? Не можешь открыть что-то более соответствующее английским традициям? Типа фокстерьера, например? Ты нам только чай пить мешаешь своими экзотическими уёбищами.
— Да не пиздите, коллеги, вы еще весь мир насмешите в XXI веке своими открытиями, — говорил Шоу. — А пока берите, что даю, и радуйтесь.
Муравьед так впечатлил натуралиста, что он потом всех за него принимал: и ехидну, и утконоса, и даже фокстерьера. Везде бедняге мерещился муравьед. И я его понимаю.
На мой взгляд, муравьед — это какой-то мистический пиздец. Особенно гигантский. Мистический гигантский пиздец, ну.
Он длиной метр двадцать, плюс метр пушистого хвоста. Тело держится на непропорционально мощных толстых лапах. И у всего этого великолепия практически нет башки. Потому что еблище муравьеда башкой назвать нельзя. И клювом нельзя. Это что-то невероятное, продолжение шеи, труба, да и все. Пасти у него тоже нет практически, челюсти сросшиеся, только маленькая дырочка вместо рта. А еще у муравьеда язык 60 см, и тонкий, как червяк, а мышцы, управляющие языком, аж в грудной клетке. И зубы в желудке.
А муравьев он жрет живьем. Запускает липкий язык в муравейник, и втягивает, запускает, и втягивает… И так 160 раз в минуту. Вы представляете вообще? Муравьи не могут выбраться, потому что на нёбе у муравьеда ороговевшие шипы, а на щеках внутри — складки. И вот охуевшие от ужаса муравьи мечутся по этим шипам, и медленно умирают. Жуть ведь. Такое ходячее муравьиное кладбище.
Муравьед — полный и абсолютный флегматик. Ему всё и все похуй. Бегать он не умеет — мешают длинные когти, да и лапы слишком толстые, неуклюжие. Пиздюхает себе потихонечку, ищет муравейники и термитники, никого не трогает. Он из породы бомжей: у него даже логова нет. Ночью жрет, днем спит. Валится под куст куда-нибудь, укрывается пушистым хвостом, и дрыхнет.
Раз в полгода муравьед находит самку, и флегматично ее трахает.
— Как-то страсти маловато, — замечает баба.
— Да уж как умею, — хладнокровно отвечает муравьед.
— А язык? — с надеждой спрашивает самка.
— Еще чего, это слишком важный орган.
После секса муравьед так же флегматично удаляется, сказав на прощание:
— Ну ты это… следи за нашим ребенком.
Через полгода рождается маленький муравьедик, и самка возится с ним целых два года. Сначала носит его на спине, сетуя:
— Что, блядь, за жизнь бабская! Мало того, что ебут как попало, потом сразу бросают, так еще и дети захребетники…
Потом детеныш начинает ходить самостоятельно, но все равно телепается за мамкой, пока не исполнится два года. Потом он становится таким же флегматичным похуистом, и уходит.
Несмотря на то, что в гигантском муравьеде много мяса — весит он 30-40 кило, и нет зубов, и бегать он не умеет, хищники с ним связываться не хотят. Разве что ягуары. Потому что этот флегматик защищается до последней капли крови. Съебаться-то от врага без шансов. Когда на муравьеда нападают, он становится в боевую стойку: поднимается на задние лапы, а передние выставляет перед собой, мрачно и со спокойной уверенностью заявляя:
— Уебу.
Муравьед вполне способен кому угодно выпустить кишки. А если его сбивают, падает на спину и дерет уже всеми четырьмя лапами. Поэтому врагов у муравьеда почти нет. Кроме людей. Аборигены всегда охотились на муравьеда из-за его вкусного мяса и толстой шкуры. Так что теперь он в Красной книге.
И хоть я считаю его гигантским пиздецом, будет жаль, если гигантский муравьед исчезнет.
Диана Удовиченко
|