...Или вот еще, Костю помнишь? В соседнем доме жил. Все знали, что рано или поздно это случится. И он знал. Разные диагнозы ставили, и все окончательные. Год, два, месяц. И он жил как хотел. Когда начиналась весна, он брал палатку и уходил на все лето к морю. Деньги? Нормально зарабатывал, тем не менее. Собирал мидии, рапана ловил. Никогда не сквалыжничал, повар из Хаты рыбака, итальянец, только у него брал.
Он возвращался осенью и рассказывал нам, про свое лето. Как подплыли ночью, в августе, дельфины. Шли как журавли клином, к самому берегу. И носами вытолкали маленького раненого на гальку, ему же воздух нужен, а плыть он уже не мог. И стояли до утра с ним, с маленьким, говорили. Вся стая. Стрекотали как цикады, прощались. А на рассвете ушли.
Как проснулся однажды, а пока спал, светляки прилетели, и вся палатка была похожа на изумрудный дворец, и как же заснуть в такую ночь. Так и не спал, смотрел, чтобы запомнить.
Как в конце июля в новолуние видел дорожку только не лунную, а от млечного пути, и планктон горел жидким золотом, и как можно плыть и смотреть на руки: от каждого движения вода взрывалась миллиардами искр. Как пришли пузатые тучи, стало душно и страшно, вспомнилось все мутное что в жизни было, тучи шли с моря быстро и неотвратимо как лавина, а за километр до берега встали. И прямо там началась гроза. Тучи выпускали в воду толстые страшные светящиеся столбы, всю грязь которую с собой принесли оставили и успокоились.
Знаешь, он говорил, что море как бог, оно все примет, все услышит, все спрячет. Море это самое хорошее, что может с нами случиться.
Он был для нас Оле Лукойе, заколдованный принц и брат. Умер, конечно. Зимой.
Или вот еще, лето это баклажанная икра. Сначала ты долго летишь на пузатом самолете, летишь на юг. В салоне ты снимаешь свитер, наконец-то, холодный ветер остается за бортом. Ты вытягиваешь ноги и спишь. Потом долго едешь на такси и думаешь, ветер теплый, мягкий, тычется щенком в лицо, лижет волосы, целует лоб.
Спасибо, говоришь ты смуглому таксисту, он кивает хитро смотрит и одобрительно улыбается. Ты бросаешь чемодан посреди комнаты, за долгую зиму пыли накопилось наверное с сантиметр, и кажется кран подтекает, не важно. Ты открываешь шкаф, надеваешь прошлогодний сарафан, ты все постирала в прошлом году перед отъездом, но все равно чувствуешь терпкий запах моря. Ты берешь большую сумку, очки, старую дурацкую шляпу и идешь на рынок.
На таком рынке можно ходить часами, овощи лежат блестящими холмами, фиолетовые баклажаны, разноцветный как светофор перец. Помидоры пузатые, с блестящими сытыми боками. В таких помидорах, кажется, ты видишь собственное отражение. Почем синенькие? Надо обязательно сказать именно так «синенькие», баклажаны остались в другой стране. Тогда ленивые и крикливые продавцы дадут тебе самые лучшие овощи, самый лучший лук, самую лохматую зелень. Чеснок пахнет так одуряюще, что хочется пойти купить мешочек соли и есть его прямо по дороге. Помнишь, в детстве, в том детстве, когда в самую жару мы прятались в кипарисах, делали кукол из мальв. Глупые цветы, мальвы, нераскрытый бутон - голова, раскрытый - платье, скрепил сгоревшей спичкой и у тебя есть своя маленькая девочка в розовом платье. И когда заиграешься, проголодаешься до звона в ушах можно побежать на рынок, выпросить соли, огурцов и играть до сиреневых сумерек.
Дома ты моешь баклажаны, привариваешь немного в соленой воде, ни в коем случае не чистишь. Так всегда бабушка делала, бабушку, как дед на север увез, так и тосковала она всегда за синим морем и варениками с голубикой. Бабушка делала икру и, помнишь, говорила тебе «Аньгел мой». Ты ошпариваешь помидоры, чистишь шкурку, режешь всё кубиками и по-очереди обжариваешь в золотом пахучем масле. Дома нет такого вкусного масла. Потом ты садишься перед тарелкой с икрой и ешь. Наконец-то.
И тогда приходит успокоение, включается звук, становится слышен шум далеких машин, музыка, бодрое переругивание приморских старушек с дворовыми котами. Ты выдыхаешь и мечтаешь о том что когда-нибудь, обязательно когда-нибудь, и у тебя будет своя собственная маленькая девочка в розовом платье.
И тихо говоришь себе «лето это баклажанная икра».
Или вот еще, мой знакомый капитан торгового флота привез с севера невесту. Невеста отличалась замечательно белой кожей с синими прожилками, хорошо себя чувствовала исключительно местной дождливой зимой и бредила во сне корюшкой. Другая бы радовалась солнечному климату, мелким комарам и веселой будущей свекрови выдающейся фигуры, но невеста чахла, от солнечных ванн отказывалась, словом вела себя как Снегурочка с Мизгирем в начале пьесы Островского.
Капитан отчетливо понимал, что уйди он в рейс до оформления их взаимоотношений, то обязательно появится какой-нибудь местный волоокий Лель (полон город бездельников) и уведет Снегурочку так молниеносно, что даже веселая будущая свекровь не отследит. И поэтому всячески намекал на «жениться». И у нас тут вовсе не колхоз-миллионер, а все таки город, хоть и Мариинского театра не имеется.
Невеста при намеках впадала в отчаянную мигрень и намекала, что хорошо бы подумать, проверить чувства расстоянием, так сказать, и вообще лучший праздник это новый год, а лучший фильм это С легким паром и Женечкой Лукашиным, мол под Новый Год и решим. Капитан решительно не понимал, как кому-то может нравиться этот безответственный алкоголик, но помалкивал. Очень хотелось жениться именно на Снегурочке.
День отбытия в рейс приближался, лето в разгаре, а невеста была все так же далека и холодна как Джомолунгма. Она подозревала, что капитан запрет ее на отдельной кухне, и больше никто не увидит какие у нее красивые глаза и тонкие запястья. Ах, да. И таки придется научиться готовить этот противный борщ.
Тогда капитан плюнул, взял пять уроков на гитаре и долго о чем-то совещался с женой стармеха, замечательных кулинарных способностей женщины.
И однажды в самый полдень лета, когда невеста с веселой будущей свекровью укатили на заезжий вернисаж, капитан нарядил елку, нарубил как мог тазик оливье и запустил бородатый фильм про Женю, Галю и коварную разлучницу Надю. Снегурочка пришла, увидела капитана с гитарой, съела ложку салата с майонезом смертельной жирности и сдалась как испанский флот Нельсону при Трафальгаре. Ну правда там ещё колечко было, с крупным камешком похожим на бриллиант…И любовь.
И – да, оказалось борщ, это не так уж сложно.
Я люблю лето.
Я люблю лето осенью: от него остается сытость отношений и умиротворение. Я люблю лето зимой: зимой хорошо греть руки у открытого огня зная, что после нового года дни становятся длиннее. Я люблю лето весной: я изнемогаю от ожидания, весной я становлюсь хрупкой как хрусталь: волосы, любовь, снег - все ломкое и такое недолговечное. Но ждать остается совсем не долго. Скоро лето.
Я люблю лето летом. |