Здесь будет интересно!!!

Я не очень эмоциональная и совершенно не конфликтная, но когда у меня накапливаются расстройства, я просто сажусь и ору. Как индийский павлин перед самками.

Вспышки перегруженной драмы у меня редкие и неожиданные, поэтому сильнее всего достается, тому, кто под боком – как правило, подругам. И хоть орать в привычные и родные лица очень удобно – будто плюешь в колодец, который тебе заранее все простил, – мне это кажется несправедливым. Никто не должен отхлебывать чужого горя бесплатно. Особенно, когда ты рассчитывала спокойно в дружеской компании чайка жасминового с кабачковой икрой навернуть, а нарвалась на трагический провинциальный моноспектакль. Поэтому я предлагаю срочно сделать платную линию доверия «Все – пидарасы».

Эта будет классный сервис. Чувствуешь, что вот-вот из тебя хлынет истеричный ор, вежливо откланиваешься перед компанией «Извините, я буквально на мгновение, носик припудрить и Сатану вызвать», закрываешься в туалете, набираешь всепидарасье и даааавай.

Трубку снимает вежливый мужчина (я почему-то всегда хочу кричать именно на какого-нибудь вежливого мужчину, что-то мне подсказывает, что он неправ) и нежным, бархатным голосом говорит мне: «Что-то случилось, солнышко?». А я ему: «Какое я тебе солнышко, Бритни Спирс тебе солнышко, тамбовский волк тебе товарищ, ты понял меня, Егор? Или как тебя зовут? Денис? Виталик? Ты еще спрашиваешь, случилось ли что-то? Да, у меня всёёё, просто всёёё случилось, осознаешь вообще, Дениска? Зуб удалила – ноет, горло болит, на работе завал, в отпуске дождь прогнозируют, селфи случайно недавно сделала, господи, там же на фотографии морщинистый мастиф, а не женщина, откуда у меня птоз и такое грустное ебало? Женихи – мудаки, я скоро до мудака-босса дойду, я мудацкую скретч-карту уже всю монеткой стерла, шо теперь, Виталик, мне тереть? Деньги почему еще никто мне не отгружает вагонами, какого хера собственно, объясни мне, потрудись. Похмелье стало появляться уже в такси (в такси в бар, понимаешь!). В спортзале все уже к лету похудели, сидят теперь на беговых дорожках в карты на деньги играют, ПМС, никому меня не жаль, никто в нос не поцелует, никто даже не спрашивает «и шо ты?», этот мир несправедлив, я же такая добрая и замечательная, у меня большое сердце и ноги». И начинаю голосом Константина Кинчева выть песню про окаянные дни.

Минут тридцать это длится, мужчина из службы недоверия не говорит ни слова, а потом – когда я наконец-то перестаю истерично заходиться, спотыкаясь о слова «за что», «почему» и «ну внатуре», – резюмирует: «Понимаете… Просто все – пидарасы». «А я?» «А вы (я настаиваю) – солнышко».

И становится тепло. Будто меня обняли, будто не тамбовский волк, а все-таки я, будто что с них взять, будто та короче.

Ведь солнышко, которое болело, и солнышко прооравшееся – это два совершенно разных солнышка.

Евгения Плихина