«Однажды я был две недели во Вьетнаме.
Проехал весь, сверху донизу. Кормили превосходно. Кальмары, устрицы, креветки, лангусты, крабы. В одном ресторане подавали даже лягушачьи лапки. Съел.
Но к концу второй недели у меня началось видение.
Передо мной возникала тарелка борща.
Я чувствовал запах, что от нее исходил. Я тянулся к борщу своей мельхиоровой ложкой – из набора,
что достался мне от бабушки. Зачерпывал. Я готовился к наслаждению.
Но тут видение обрывалось, меня звали на ужин. А там снова кальмары, устрицы, лангусты…
Видение измучило меня совершенно. Я ложился спать – видел борщ.
Я купался в теплом лазурном море – видел борщ.
Я целовался с красоткой на ночном пляже – видел борщ.
Я катил по Сайгону на рикше – видел борщ.
И, конечно, когда я пил настойку со змеей – видел борщ.
Везде я видел один только борщ.
Мне не хотелось ни моря, ни красотки, ни рикши.
Мне хотелось один только борщ.
Именно тогда я и понял, что такое вкусовые привычки.
До этого я всегда усмехался, когда читал, как наши люди, живущие в Америке или Европе, тоскуют по черному хлебу и гречке.
Да там завались всякой еды, думал я, что вы прицепились к этой дурацкой гречке?
Есть такая молодая наука – Эпигенетика.
Если совсем по-простому: она о том, как жизненные факторы влияют на гены. То есть когда много поколений живет в одних и тех же условиях – наши гены подстраиваются под эти условия, под ландшафт, под еду.
Все эти факторы «записываются» в генах, они становятся нашей второй натурой. Как бы мы ни пытались избавиться от всех этих факторов, суровые предки требуют свое.
Вот я несколько раз был в Туве, много общался с тувинцами.
Много веков тувинцы жили в одном и том же месте, никуда не мигрировали. Были охотниками, пастухами, превосходными наездниками.
И они не могут долго в большом городе, они в нем чахнут, они рвутся на свои просторы, к своим горам. Их организм этого требует.
Вот она эпигенетика.
А если переводить на ту же еду: тувинец не может без мяса.
Поколения его предков ели баранину и говядину, причем достаточно грубо приготовленную.
Но для него нет еды лучше. А почему итальянцы не могут прожить без оливкового масла и пиццы или французы без красного вина и сыра?
Да потому что эпигенетика.
И эти наши гречка с борщом – они просто уже вписаны в наши гены.
Может, некоторые из нас рады стать «истинными европейцами», поедать сыры с устрицами, насмехаться над «дурацкой» русской едой.
Но из глубины наших генов предки требуют:
- «Борща и гречки!»
Одна моя старинная подруга уже несколько лет живет во Флоренции.
Как-то собирался к ней в гости, она взмолилась:
- «Привези мне квашеной капусты, а? Хотя бы немного! У нас её нет!»
Она пыталась квасить местную: уверяет – не квасится. Странные люди – итальянцы.
Давида из мрамора – это они запросто.
«Рождение Венеры» на огромном холсте – да пожалуйста. «Божественную комедию»? Не вопрос. Всё могут. А капусту квасить не научились. И плохо моей подруге без квашеной капусты.
В Шереметьево на досмотре меня спросили:
- «А это у вас что?»
– «Где? – говорю. - Ах это! Это у меня квашеная капуста».
Товарищ в форме посмотрел и усмехнулся: к такому багажу они явно уже привыкли. Русские тащат своим несчастным собратьям в Европу еду.
Но вернусь к любимому борщу. Один знакомый давно живет в Китае,
у него там бизнес.
И однажды понял: если немедленно не съест борщ – у него случится депрессия.
Попросил жену быстрей сделать борщ. Но выяснилось, что вокруг негде купить свеклу. Всё, что угодно, кроме свеклы.
У бизнесмена началась паника: нужен борщ, иначе он не может работать.
Эту свеклу он, наконец, заказал чуть ли не по интернет-магазину, благо с этим в Китае всё хорошо.
Жена сделала борщ. Отлегло.
Так и я.
Едва прилетел из Вьетнама – потребовал борщ. И был счастлив.
Русскому для счастья надо совсем немного, одну тарелку.»
А.Беляков
С утра кто-то притащил на детскую площадку огромный рулон больших, ярких ценников на жутко прилипчивой самоклейке.
- Ого! - сказали коллеги по песочнице. - Здорово! А давайте играть в магазин?!
Возражений не последовало. Если есть такие клёвые ценники, то открыть магазин сам бог велел. Рулон тут же поделили, написали крупными цветными маркерами цены, и торговля пошла.
Через час все припаркованные в окрестностях автомобили наконец-то обрели свою истинную стоимость. Самым дорогим оказался ржавый рыжий Опель. Он стоил аж двести рублей. Для сравнения, новенькая красная четвёрка Ауди ушла за сотку.
Когда с машинами было покончено, настала очередь недвижимости.
- Почему так дёшево?! - возмущённо бухтела бабка вслед малолетнему маклеру, отковыривая с калитки неподдающуюся бумажку с надписью "ТРИСТО РУБЕЛЕЙ". - Это где ж такие цены?!!
- Так акция же, бабуся! Ак-ци-я! - прокричал предприимчивый шкет, и побежал дальше.
Ближе к обеду в деревне не осталось ни одного кота, не снабженного яркой этикеткой на боку или между ушами. Особо упёртых метили сразу в нескольких, труднодоступных для лап, местах. Когда закончились даже дворовые собаки, взгляд рыночных воротил волей-неволей стал задерживаться на усталых припозднившихся прохожих. Неучтённый живой товар гулял сам по себе туда-сюда, и это было в корне неправильно. Тем более что ценников оставалось ещё дофига.
* * *
Утром на станции Мамонтовская в вагон электрички вошла элегантно одетая, весьма милая дама. Она окинула слегка отстранённым взглядом пространство, и не обнаружив свободных мест, встала у окна, повернувшись к вагону спиной. И все сразу увидели у неё на спине, в районе лопаток, ярко-оранжевый ценник с крупными буквами "350 РУБЕЛЕЙ".
По вагону прошло лёгкое оживление. "Сколько-сколько?" - переспрашивали друг у друга люди со слабым зрением.
- Смотри, смотри! - толкнул один попутчик другого. - Всего триста пятьдесят! Берём?
- Не! - ответил тот, оценив стоимость и качество товара. - Дороговато. Я сегодня по дороге на станцию двоих по двести видел. Акция у них что ли?
Ракетчик
|