Здесь будет интересно!!!

История эта в свое время стала легендарной, обросла подробностями и деталями, даже попала в рассказ одного известного писателя, но именно здесь и сейчас она в письменном виде впервые рассказывается без прикрас. Произошла она со мною, а не с Володарским, Муравлевым, Дъяконовым, Познером или Гавриловым (всех упомянутых коллег, как и других, называли в качестве прототипов.) Я сам слышал ее в не менее, чем десяти вариантах, хотя везде угадывалась реальная канва.

Как бы то ни было, чувство гордости во мне неизбывно – все-таки именно мне принадлежит честь создания одной из самых красивых и впечатляющих легенд переводческого мира...

Многочисленные свидетели – переводчики, сотрудники Совинтерфеста и т.д. – живы и могут подтвердить, что это правда.

Итак, 1983 год. Преддверие Ташкентского международного кинофестиваля. Круглые сутки работает отборочная комиссия, все невероятно устали. В день отбираются и распределяются десятки картин. Все их надо пересмотреть, причем внимательно: цензору – чтобы знать, что резать; техникам – чтобы заметить дефекты пленки; составителям программ – чтобы совместить два фильма, из которых состоит любой фестивальный сеанс... Редакторам надо сделать краткий обзор картины для включения в каталоги, переводчики должны ознакомиться с сюжетом и начать готовить монтажные листы. Работа кипит. Отдыхать некогда.

Однажды к вечеру внезапно выясняется, что очередная машина с коробками, набитыми пленкой, застряла где-то в пути, а единственный фильм, который можно ставить на рабочий просмотр – японский "Ведьма" ("Onibaba"). Однако японский переводчик еще не приехал из Москвы, посему начальство решает смотреть без перевода – в принципе, дело привычное, специалисты, как никак...

В зале сидят человек двадцать – все свои. Болтаем, отдыхаем. Минуты через три после начала фильма, мне приходит в голову смешная мысль. Подхожу к Иванову (главный редактор-цензор фестиваля) и предлагаю:

– Владимир Иванович, позвольте, я буду комментировать, а то скучно на японском слушать, все устали, хоть развеселю народ.

Иванов согласен – все же свои.

Сажусь и начинаю нести отсебятину, так как из японского знаю только "аригато", "мусь-муси-хай" и "сайонара". Совершенно не понимая смысл происходящего, строю пошлую эротическую историю взаимотношений героев: все влюблены друг в друга, спят или хотят спать друг с другом, предлагают различные варианты совместной жизни и т.д. Причем, создаю внятную историю любовных конфликтов, треугольников, многоугольников, смены ориентаций, пристрастий. Интриги, измены, муж, бросающий героиню ради ее брата, жена, уходящая к матери мужа и так далее. Надо отметить, что ни одного эротического кадра в фильме нет – это средневековая семейная драма.

Все строится только на моих диалогах. Пошлость – неимоверная, но усталость снимает. Скромно замечу, что без опыта и доли таланта на неизвестном фильме так поработать не удастся – попробуйте выключить звук на телевизоре и сделайте внятный сюжет, не останавливаясь, не замолкая на диалогах, не произнося слова тогда, когда герои молчат и тому подобное... Но у меня и опыт был, и переводчиком считался я далеко не самым плохим.

Народ хохочет, аплодирует. Комментарии, советы, дебаты о развитии сюжета...

К середине в зал подтягиваются местные работники. Тоже радуются, смотрят зачарованно, но они-то не в курсе, что имеет место обычная клоунада.

Фильм заканчивается, Иванов жмет руку, вытирая слезы, благодарит за отдых, требует мой рабочий график и вписывает щедрой рукой два перевода. Сначала ошарашенно отнекиваюсь, мол, за что, барин, но он хохочет:

– За такое не жалко!

Подоспели следующие фильмы, сажусь за работу, но вдруг подскакивает коллега и говорит, что меня срочно требует шеф.

Захожу в кабинет. Бледный Иванов глядит на меня ополоумевшими глазами и произносит короткую фразу:

– Допрыгались, голуби!
– В чем дело?
– А в том, дорогой ты мой, что твой фильм немедленно требует на просмотр Ходжаев!

(Ходжаев – не тот, что в Госкино был, а Первый Секретарь КП Узбекистана, что сменил почившего в бозе Рашидова.)

– Так Вы бы ему объяснили, Владимир Иванович, что это шутка была...
– Вот ты ему и объяснишь... Ему местное ГБ уже доложило, что мы скрываем лучший фильм фестиваля! Значит так, едешь, "переводишь" и черт с ним...

(Кто бывал в Узбекистане в те времена, поймет, почему объяснения про "шутку" могли кончиться увольнением всех "виновных"...)

Итак, еду, "перевожу", причем два раза подряд (сначала для "самого", затем для свиты) и с чистой совестью отправляюсь в гостиницу на ночлег, помня, что на следующий день у меня работа только со второй половины дня, смогу отоспаться.

Однако утром меня толкает Андрей Гаврилов, с которым мы живем в одном номере, и радостно сообщает, что меня ждут в штабе фестиваля, причем срочно, можно не бриться и даже не умываться...

Прибегаю в штаб. Вижу заплаканную Валю Михалеву, начальницу программ (кстати, жена Алексея Михалева – известнейшего переводчика, мир праху его!)

– В чем дело, Валь?
– А в том, что урод ты и мерзавец!
– ???
– Тебя требуют с твоей "Ведьмой" на показ в КГБ, в ЦК, в МВД, в Горком, в Исполком, в МИД, в ГУМ, ЦУМ, Детский Мир и т.д. Причем всюду немедленно, в первую очередь! А копия одна, хоть в петлю из-за тебя, дурака, лезь!

Ну, с очередностью-то разобрались – Партия, как водится, нашла достойный выход и всех расставила в очередь по справедливости.

... Одним словом, за две недели фестиваля "перевел" я этот фильм раз сто, начав с отделов ЦК, продолжив в республиканском КГБ, Совете Министров и ОВИРе, а закончив райкомами и штабом ПВО. Знал фильм наизусть, придумал имена героев (была там, естественно, Иоко, была Цусима, был Кунашир, был АкутИгава и так далее). Даже в Самарканд с картиной съездил, когда наша любимая начальница Наталья попала там в какую-то историю и надо было ее выручать хорошей картиной.

Наступают финальные дни. И вот сижу я в кинотеатре, перевожу что-то индийско- музыкальное, как вдруг появляется коллега, заменяет во время сеанса (подобное допускалось крайне редко), а меня опять отвозят в штаб фестиваля.

Захожу и вижу – все начальство в сборе. И тут же Александр Долин – японский переводчик.

– Значит так, Георгий, – начинает глава Госкино СССР, – Твою "Ведьму" решено сделать ОФИЦИАЛЬНОЙ КАРТИНОЙ ЦЕРЕМОНИИ ЗАКРЫТИЯ в двух залах! Народу дали разрешение посмотреть эротику!

– (ошарашенно) Да ведь там по две тысячи человек, по три сеанса в двух залах, это же 12 тысяч зрителей, это же не мелкие залы на 20-30 начальников! Там же японцы будут! Это же скандал!

– Не нам судить. Решение принято там (пальцем показывает в потолок).
– Ладно, понял, задача ясна. Я должен послушать перевод Долина и наконец-то узнать, о чем на самом деле фильм, чтобы правильно донести до зрителей смысл.

– (ласково) Ты что, совсем заработался? Это Долин тебя сейчас пойдет слушать, чтобы правильно донести смысл!

Долин чуть не падает в обморок и начинает вопить о профанации, идиотизме, клоунаде, в которой он участвовать не собирается, об олухах, которые путают шутку с работой, о том, что шутка была хороша, но всему же надо знать меру, о том, что тут работаешь, работаешь, а кретины-начальники надоели до чертиков, о том, что ни один профессио....

Неприметный дяденька, сидящий в углу, тихим железным голосом прерывает тираду:

– Правильно ли я понимаю, что товарищ Долин не только отказывается выполнить ответственное задание Центрального Комитета Коммунистической Партии Советского Союза и Советского правительства, но и считает, что члены Центрального Комитета Коммунистической Партии Советского Союза и Советского правительства – клоуны, шуты и кретины, надоевшие рабочему классу?

(Фраза произносилась на одном дыхании, с четкой ровной интонацией, без единой паузы. Попробуйте! Все равно не получится! Люди годами учились, чтобы звучала, как надо!)

Долин сглатывает и обреченно машет рукой (до сих пор не знаю, шутил ли дяденька или говорил всерьез, но звучала его ремарка весьма убедительно!)

Одним словом, японский переводчик Долин, всхлипывая и икая, прослушал мой "перевод", конспектируя все диалоги. В ходе прослушивания неоднократно хватался за сердце, поносил матом всех (понижая голос, когда речь шла о членах Политбюро), истерически хохотал (я даже боялся, не хватит ли его удар)... А затем мы оба успешно показали советскому народу великолепную эротико-кровожадную драму из жизни средневековых японских извращенцев.

История на этом не заканчивается, так как по прибытии в Москву мне еще раз пятьдесят довелось "поработать" с этим фильмом в ЦК, ГБ и так далее. Успех был неимоверный. А Долин при виде меня в коридорах Госкино или Совинтерфеста, плевался, демонстративно отворачивался, но, когда его приглашали перевести картину в одном зале, пока я был занят с ней в другом, все-таки не отказывался – мало ли что...

А через год мне вдруг позвонили из издательства "Прогресс" и предложили перевести какую-то книгу с японского языка, так как по отзывам, я – лучший переводчик с японского в Союзе.

Вот и вся история без слова лжи! А уж как она в легендах выглядит – сами знаете...

 Георгий