Мастер долго крутил в руках отломанный подлокотник винтажной дормезю, обитой чем-то пятнистым из семейства кошачьих.
- Приделать выйдет где-то тыщ семь-восемь. – задумчиво произнёс мастер, осматривая квартиру повышенной приличности. Глянул на потолок, оценил лепнину, чертыхнулся про себя, что стареет. – Это только работа. Плюс материалы… Одиннадцать. Пятьсот.
- Вы – мой спаситель! – радостно всплеснув худыми руками, воскликнул стилист Роберт Лурье (вообще-то по паспорту он был Славик Давикоза, но какой адекватный человек сунется на укладку за 15 тыщ к Давикозе?!) – Но мне нужен будет чек.
- С этим беда. Бланки закончились.
- В 11 утра?!
- Мы солидная группа компаний – первые в поисковике «Яндекса», как только «меб…» начинаешь набирать. Заказы так и прут. Я напишу вам на бумажке. – ответствовал мастер, демонстративно помахивая блокнотом с логотипом «ДокторМеб».
- Нет-нет-нет! Это совершенно импосибл! – сквозь манерность Лурье проступили грозно-истеричные нотки. Память о смерти отремонтированного фена была ещё слишком жива. – Без чека никакой оплаты! Или я сорву с цепи своих адвокатов! Ну, как только они закончат знаменитое «Феновое дело», которое гремит по всем московским судам!
- Ваше право. Тогда я ухожу бля. – неподдельно обиделся мастер. К блокноту с логотипом «ДокторМеб» он прицепил авторучку с логотипом «ДокторМеб», засунул в нагрудный карман новенького синего комбинезона с логотипом «ДокторМеб», схватил сумку с логотипом «ДокторМеб» и, шурша бахилами, улизнул в головной офис, окруженный флагами с логотипом «ДокторМеб».
Лурье скуксился. Подлокотник в виде золочёной виноградной лозы был для стилиста архиважен. По вечерам он ложился на дормезю и, выстукивая на ягодах увертюру из «Вильгельма Теля», нирванно пялился на лепного потолочного Сатира. Так к нему приходили идеи. А сегодня вечером к нему записана Лучистая. Хочет «няшно» выглядеть на презентации своего нового альбома «Навзрыд». И как её «обняшить» без подлокотника, спрашивается?!
- Ебать мою бывшую, вот это хоро-о-о-о-омы! – чей-то прокуренный голос прервал стилистово куксенье. Лурье обернулся: невысокий усатый мужичок в клетчатой фланели, заправленной в трёхполосные спортивные штаны, глазел по сторонам, выпятив нижнюю губу и одобрительно кивая.
- Вы кто такое, мужчина?!
- Я-то? Серёга. – мужичок, приветственно протянул мозолистую руку, но Лурье отпрянул от него. Рука была слишком большая для безболезненного рукопожатия. Да и тянуло от Серёги примерно десятью Серёгами.
- А можно поточнее?
- Ну, я твой муз.
- Это совершенно импосибл! Моя муза не может выглядеть как фермер и пахнуть ипподромом! У неё должны быть золотые ножницы, какой-нибудь коралловый гребень и смоки айз, а источаемый аромат…
- Да-да, всё верно. Но я не стилираст. Я муз вбивания гвоздей. Ну и там шлифовка паркета, чутка отделочные – в общем так, по мелочи.
- Но мне такой не нужен!
- Как это. Надо же подлокотник к кушетке прихуярить.
- Это не кушетка, крепостной! Это дормезю!
- Кушетка и есть. На таких обычно шизоиды лежат и мозгоправам свои ебанутые сны рассказывают. Ну чо? Приебашишь подлокотник-то, или так и будем стоять, о дормезю теоретизировать?
- Я-я-я-я?! При… подлокотник?! Слушай, старичок! Посмотри на мои руки. Это руки Бога, понимаешь? Они стригут волосы. Потом бабло. Бабло, которого хватает, чтобы купить дормезю лимитированной коллекции «Морелло Джанпаоло»! И заплатить плебсу за низкоквалифицированную работёнку!
- О-о-о-о. – уважительно протянул Серёга и заиграл пальцами в чёрных носках, оттеняющих синь резиновых сланцев (концентрация Серёг в воздухе существенно повысилась). – Прекрасный афоризм. Надо будет выбить его на стене очень золотыми буквами.
- Это сарказм?
- Он.
- Пшёл вон, подонок, ты меня утомил! – Лурье нетерпеливо замахал ручками. – Кыш, крестьянин! Кыш!
- Ну… как хотишь. – пожал муз плечами и ушёл в стену.
- Мужлан! – бросил ему в спину Лурье. Сжёг 19 ароматных палочек, выпил «Персена» и связался с самими «Морелло Джанпаоло», позвонив на горячую линию «8-800-что-то-там». После 11 минут великого Штрауса ему ответил чарующий женский голос и быстро проникся подлокотниковой проблемой. Стилисту Лурье как обладателю Жемчужной карты и членства в «Породистом Клубе Святого Морелло» было обещано всяческое содействие: итальянские специалисты уже выдвинулись к нему, чтобы забрать дормезю на тосканскую фабрику, где сам Мастер Джанпаоло проведёт тщательный осмотр, выберет в роще лучшее дерево и изготовит новый подлокотник, призвав в натурщицы самую красивую лозу из своего виноградника.
- А чек дадите? – затаив дыхание, уточнил Лурье.
- О, не сомневайтесь, и далеко не один. И через 8 месяцев вы получите обратно своё совершенство. Чао!
Это был нокаут. Лучистая приедет в студию через три часа, но идеи не будет. Она заистерит, о чём накалякает в своём «Инстаграме». Её перепостит Лаура Ню. А её – Свят Нитро. И инстаграмный ком в миг перешибёт хребет его кропотливо выстроенной карьеры…
- …Может, всё-таки сами хуйнём, командир? – вкрадчиво произнёс Серёга, появившись на резном пуфике.
- Чтобы я? Гвоздём?! В Джанпаоло?! Исключено… Тоже мне придумал.
- Слушай, мы, музы, не появляемся просто так. Не бывает такого – мол, шёл босой мужик в сельпо, ррраз! – и давай «Каренину» наяривать. Он сперва это задумывает. Сначала появляются у него кой-какие мыслишки на сей счёт, понимаешь? Он их отгоняет, мол, ерундистика какая-то, а они всё равно лезут. Вот только тогда мы и приходим. Вроде как подталкиваем. Так работает Система. Если я тута, значит, у тебя мысля о починке проскользнула.
- Но я не умею!!! Это бред! Импосибл!
- А, ну лады. Я уже вижу пост Лучистой с десятью рассерженными эмодзи. Покеда.
- Стой!... Я… там от бывших хозяев вроде остался ящичек, на нём написано «Инструменты». Нужны же инструменты?
- Они пригодятся, да. Тащи!
…Сидя на пушистом ковролине перед старым ящиком, Лурье искал что-то, что муз обозвал странным неоднозначным словом «молоток».
- Это он, Серж?
- Нет, это пассатижи. И не называй меня Серж, лады?
- Окей… Это?
- Горячо. Это гвоздь, он нам понадобится. А молоток рядом с шуруповёр… Короче, вот он.
- Так бы и сказал – штучка, которой стучит невропатолог по коленкам! Что теперь?
- Теперь надо выпить.
- У меня есть вино.
- Не, я не запиваю.
- Тогда ничего…
- Можно кофейку.
- Это пожалуйста. Маккиато, латте, раф с маршмеллоу?
- Бляяяяяя. Хотя бы чаёк заваришь?
- Легко, бро! Да Хун Пао, Женьшеневый улун, Лапачо…
- Всё-всё, я понял. В принципе, можно и на сухую. Бери подлокотник и приставляй к кушетке.
- Так.
- Теперь приставляй гвоздь.
- Готово.
- Вряд ли он хорошо зайдёт шляпкой. Переверни его. Ага. Теперь вбивай.
Лурье размахнулся и, зажмурившись, ударил по гвоздю. Серёга вздохнул и выудил гвоздь из белоснежных зарослей ковролина:
- Знаешь, если бы Ахиллес так пиздил Гектора, Троя процветала бы до сих пор, и уже была бы ядерной державой.
- Но я же бил…
- Именно. А надо хуйнуть.
- Я не понимаю…
- Думай как гвоздь.
- А как думает гвоздь?
- Ему очень грустно. Только представь – миллионы лет он лежал железной рудой в центре огромной горы. Затем плескался в бушующем огне мартеновских печей. Всё указывало на его великое предназначение. Будто его готовили для чего-то пиздец грандиозного. Но потом наступило бесконечное разочарование: вместо избранности, масштабности, События – многолетнее заточение в компании изоленты и китайских пассатиж.
Лурье посмотрел на гвоздь – тот плаксиво замерцал шляпкой.
- Помоги ему. – продолжал Серёга. – он мечтает победить хотя бы дерево. Почувствуй его силу.
- Ссссииииилу…
- Нет-нет-нет, не надо этого сахарного придыхания, просто «силу», хорошо? В общем, хуярь, Славик.
Лурье мысленно включил в голове саундтрек из «Гладиатора» и влупил по гвоздю что есть мочи…
- …АААААА!!!!! Мой палец!... – заскакал стилист, выронив молоток. – Какая же жуткая боль!..
- Так! – затараторил Серёга и заплясал вокруг него. – Заебись! Не держи в себе, не держи в себе! Ты не интервью даёшь! Слова из сердца должны выходить, из души!
- БЛЯТЬ ПИЗДЕЕЕЕЕЕЕЦ БЛЯЯЯЯЯЯ!!!!!!!!!!!!!!!
- Вот! Вот! Молодчина, Славик!
- Звони в «скорую»!!
- Не надо никакой «скорой», просто подуй на него и всё. Вот таааак, легче?
- Да..
- Гут. А теперь посмотри на свою работу.
Лурье вытер слёзы и уставился на дормезю. Кушетка выглядела как новая – с позолоченной виноградной лозой.
- Я хочу ещё!
- Давай, Славян! Второй гвоздь тут точно не помешает!
…Они сидели на ворсистом ковролине и курили Серёгину «Приму».
- А знаешь, - закончив кашлять, произнёс Лурье, - я когда по пальцу второй раз попал, я вспомнил кое-что. Я уже это делал, бля буду… Очень давно, когда в Когалыме жил. ПапА.. Батя мой картину с рынка притащил. В рамке. Там парусник был. Белый такой. И чайки. Мы её вдвоём на кухне вешали. Точно. И молоток был, и гвозди… И палец. Батя умер мой давно. А картина висит наверное.
Серёга медленно поднялся и стряхнул пепел с рубашки.
- Это хорошо, что ты вспомнил. Охуенно. Теперь осталось последнее дело.
С этими словами он схватил молоток и за минуту превратил дормезю в мечту истопника.
- Ты что натворил, чмо усатое?!
- Да она нахуй тебе не нужна.
- Это ж… Я же.. Лучистая… Как теперь идеи…!!!!
- Идеи? Идеи… А где была придумана самая блестящая твоя идея?
- В смысле?! Тут, на дормезю! На дормезю, бля!
- Не пизди.
- Да какая разница… - ответил предынфарктный Лурье и, подумав, добавил. – На Малибу?
- Мимо.
- В туалете «Сохо»? Гоа? Нет, маникюр в Амстере!
- Тебе ещё раз по пальчику въебать? Хули ты себя обманываешь?
И Лурье вспомнил.
…Это было в октябре. Кажется, очень давно. Он ехал на метро из Алтуфьево, где снимал комнату, через всю Москву, до «Пражки», где за 100 рэ стриг ветеранов труда на пару с Абдуллой. Вроде на «Владыкино» в вагон зашла студентка и уселась напротив, привычно для дам расфокусировав взгляд внутрь себя. Славик не мог оторвать от неё взгляд. Она была безумно красива, но… Если подправить волосы вот тут… И завернуть вот так… Убрать к ебеням эту чёлку… Так к нему пришла его первая идея. Идея, с которой он честно выиграл первый в своей жизни увесистый конкурс, и его взяли в салон на «Беговой».
- Я вспомнил. Вспомнил, Серёга!... Серый?
Но муза уже не было.
…До Лучистой было еще полтора часа. Славик Давикоза вышел из дому, прошёл швейцара/охрану/шлагбаум/охрану/забор/охрану и спустился в метро. Он час катался по Кольцевой, всматриваясь в хмурые лица, вдыхая тысячи Серёг, вслушиваясь в студенческий щебет и вялые пенсионные перепалки. Но идея не приходила. Ругая матом дебильного муза, на «Тверской» он вышел на поверхность и уныло побрёл к салону, у которого уже парковалась мадам Лучистая, норовя стать очередной звездой «Ютуба». И тут он увидел клён. Обычный клён, мимо которого он проезжал каждый день. Славик мысленно приставил под его раскидистую крону искусственный лик Лучистой. Если подправить волосы вот тут… И завернуть вот так… Убрать к ебеням эту чёлку…
…Радостным смайлам под постом Лучистой не было видно конца. То, что было на её голове, хотели все. Количество комментариев «Икона стиля!» в два раза превысило привычные «Ты сука, шалава, хочу тебя пиздец!». И вообще никто не вспомнил об альбоме «Навзрыд», на 99 процентов спижженом у Арианы Гранде.
Идеи из Славика вылетали миллионом летучих мышей. Конечно, он не стал менее манерным и более гетеросексуальным. Но это и не важно. Интереснее то, что он за один вечер намертво поприбивал все балясины, порожки, подлокотники и дверные косяки. И никто не скажет, зайдя в его квартиру: ремонт делали какие-то пидорасы. Это совершенно импосибл.
Кирилл Ситников |