Графиня Алиса Зюйдмарская с самого утра пребывала в скверном расположении духа. Даже три рюмки коньяка, влитые в кофий, не спасали положение. Погоды стояли отвратительные, в родовом замке гуляли мерзкие сквозняки, стражники под окном горланили фривольные песни, безбожно фальшивя, новый год неотвратимо приближался, а покойный муж ухмылялся с парадного портрета самым противным образом.
— В кладовку перевешу, - мрачно пообещала ему графиня, подлила себе ещё коньяка, выпила залпом и, подойдя к окну, закричала в форточку:
— А можно так не орать?! У меня мигрень, между прочим!
Песня прекратилась. Минут пять стражники молчали, а затем, не в силах сдерживать новогоднее настроение, запели снова. Но теперь вполголоса, так что слов стало не разобрать. Графиню это стало раздражать ещё больше, но потребовать петь громче не дала врожденная тактичность.
— Сволочи, — кратко резюмировала графиня и подумала послать ещё за кофе.
— Барон фон Нордмульский просит аудиенции, — бодрым голосом доложил появившийся дворецкий.
Хозяйка замка окинула его недовольным взглядом. “Рожу-то какую довольную отъел, подлец”, — подумала графиня, — “Наверняка празднует с самого утра, пока я тут страдаю”.
— Чего это он приперся? — вежливо поинтересовалась Зюйдмарская.
— Хочет лично засвидетельствовать и, так сказать, поздравить с наступающим.
“Замуж тебе надо, барыня”, — с тоской подумал дворецкий, не в силах наблюдать каждый день страдания госпожи, — “Уж он бы не дал тебе портить всем праздник.”
— Не приму, — мрачно буркнула графиня, — пусть пойдет прочь, мужлан. Знаем мы его: будет требовать выпить, потом закусить, ещё разобьёт что-нибудь. Одни убытки от таких гостей.
Но передать отказ дворецкий не успел. В залу, благоухая дешёвым одеколоном, ворвался барон. Толстенький, с торчащей, как у ежа, недельной щетиной и в напяленной на голову новогодней шапочке.
— С наступающим, дорогая графиня! Как я рад видеть тебя, ты себе не представляешь. Красивая женщина для праздника - это как главное блюдо на столе…
— Мы вроде на брудершафт не пили, — зыркнула исподлобья Зюйдмарская, — на “вы”, пожалуйста.
— Так, значит, надо! — обрадовался барон и достал из-за пазухи бутылку шампанского, — Живём рядом, а видимся так редко. Надо больше общаться!
— Я вас не приглашала, между прочим.
— Ах, какие могут быть формальности между соседями? Вот ехал мимо, дай, думаю, поздравлю душечку графиню. Чай сто лет не виделись.
— И ещё бы столько, — насупилась хозяйка замка.
— Чё стоишь? Бокалы тащи, мы праздновать будем, — барон махнул рукой дворецкому, — и клубнику на закуску тащи.
— Нет у нас клубники, — мрачно показала фигу графиня.
— Так я привез! Скажи там, пусть тебе отдадут корзинку. И моим охламонам крикни, пусть заносят.
— Что это? — Зюйдмарская сердилась всё больше. Жизнерадостность барона вызывала зависть и раздражение.
— Сейчас увидишь. Я без подарков не хожу в гости. Тем более, к такой красивой леди.
Кряхтя, ругаясь и топча друг другу ноги, два дюжих молодца внесли в зал ёлку в деревянной кадке.
— Вот! Замечательная ёлочка.
— Зачем она мне?
— Нарядим сейчас.
Барон довольно подмигнул, достал из сумки цветные шары и стал развешивать на ветках.
— Люблю ёлку украшать. Кстати, после праздника мы её высадим перед замком. А то у тебя одни газоны вытоптанные. Никакой красоты.
— А чё это вы тут распоряжаетесь, а? Мой газон, между прочим. Хочу — вытаптываю. Хочу — заасфальтирую. Ишь, приехал он тут. Ёлку припёр и думает, что всё можно.
— Ну, зачем же кричать, милая графиня? Я со всей душой, с серьёзными намерениями. А ты орать.
— Мой замок! Хочу ору, хочу выгоню. С намерениями он. А меня спросил? Я, может, в монастырь собралась, некогда мне. Тоже мне, красавец выискался.
— Да вот, выискался, - барон топнул ногой. - Замуж пойдешь?
— Вот прям щаз! Разбежалась. И без тебя женихов хватает.
Нордмульский с укоризной посмотрел на графиню. Вся округа знала, как последнего рискнувшего посвататься Зюйдмарская в дурном расположении духа выкинула в крепостной ров.
— А я особенный.
— Да уж прям.
— Да уж вот, — передразнил барон графиню, — сил нет смотреть, как ты тут страдаешь. Тридцать котов завела. Замок запустила. Газон опять же…
— Хамло! Да знаешь, где я вас, мужиков, видала? К газону он моему прикопался. Пошел вон!
— Ах, так?
Барон стукнул по столу рукой. Бокалы жалобно звякнули.
— Да, вот так!
Графиня показала ему язык.
— Всё, с меня хватит.
Нордмульский подскочил к Зюйдмарской, схватил её и закинул на плечо.
— Что ты себе позволяешь? Поставь меня немедленно!
— Тихо! — барон легонько шлёпнул её чуть пониже спины, — спальня где?
— По коридору, третья дверь налево, — еле слышно ответила графиня.
Барон не спеша двинулся в указанном направлении, стараясь не растрясти ношу. Графиня не могла придумать, что ей делать в этом глупом положении, а дворецкий спрятался за портьерой и молился святому Женуарию, покровителю брака и деторождения.
На следующее утро графиня вышла в зал и встала у окна, разглядывая двор замка.
— Сделай-ка мне чаю. И булочку, маленькую, - махнула она рукой дворецкому, на секунду задумалась и добавила, - скажи стражникам, пусть споют чего-нибудь. Весёленького.
Дворецкий, пряча улыбку, побежал выполнять поручение. Графиня нахмурилась.
— А ведь действительно, газон ужасно смотрится. Прямо стыдно перед гостями.
На улице послышались возгласы и радостные крики. Грохнула хлопушка и стража затянула марш Мендельсона “а капелла”. Графиня улыбнулась и, не дожидаясь чая, пошла за стремянкой — нужно было достать с антресолей коробку с ёлочными игрушками. Зайка-барон совершенно не умел красиво наряжать новогоднюю ёлочку.
Наталья Вьюсова
|