Иду по улице, навстречу гопник. Ну, то есть такой характернейший типаж, весь гнутый, как окурок давленый, шапка-пидорка на затылке еле держится, отчего шея быковато выдаётся вперёд, во взгляде – мутноватый поиск бабла-врага-сижки-пиваса-ганджубаса. Чебурашковый полупердончик поверх спортивного костюма abibas. Дерьмотиновые кроссовки аналогичного бренда. Цвет лица более всего напоминает осадок в давно немытом чайном стакане. В руке на отлёте он держит бумажный стаканчик с кофем. Я знаю, что с кофе. Но такие парни могут только "с кофем".
А впереди меня еле скрипит величественный дед, под два метра ростом, но такой старый, будто бы хоть сейчас к Безносой на свиданку. Чистенький такой, брючки отутюженные, складочки как лезвие. И тут деда видит на снегу пятирублёвую монету. И начинает за ней нагибаться. Траектории движения гопника с кофем и деды, стремящегося к обогащению, неумолимо сближаются. Деда нагибается уже больше двух минут. Он вкладывает в это движение столько усилий, что монета сейчас, кажется, засветится. Он всё ещё упорно нагибается, но до пятирублёвика всё ещё остаётся примерно метр.
И тут гопник в одно движение присаживается, подхватывает монету и протягивает деду: "Держи, отец". И лицо гопника вдруг внезапно превращается в простоватое лицо парня, которого где-то ждут пара детишек и смешливая жена. Улыбка освещает его изнутри, будто где-то внутри, возле сердца включился фонарик. Деда скрипит что-то благодарственное и шаркает дальше. А парень стоит со своим кофем, до сих пор не распрямившись до конца и светится.
Воистину, жизнь больше литературы. Я бы не смог придумать ни такого выпуклого гопника, ни такого колоритного деду. Ни монету эту. Ни это спонтанное проявление доброты, такое охуенное в эту грязную бесснежную зиму.
Макс Бодягин
|