18:14 Так вот! | |
Он и правда был хорош. Носил длинное черное пальто. Все мои ухажеры были студентами и носили куртки. А Кира – пальто. Для меня это пальто было символом взрослости. Кирой хотелось хвастаться. Чтобы он заезжал за мной и увозил за семь морей на глазах у подружек. Кира старше меня. На десять лет. Я очень старалась быть ему интересной. На каждое свидание собиралась тщательно, как на собеседование. Готовила темы для разговора. Мониторила прессу. Выискивала интересности. Кира – обеспеченный и достойный претендент на мое сердце и руку. У него есть прошлое, которое он мне «когда-нибудь расскажет». Я сгорала от любопытства. Не понимала, почему от него, такого красивого, доброго, щедрого и успешного ушла его жена. Когда он жевал, его зубы издавали звук. Такой звонкий ударный скрежет зуба об зуб. Когда Кира ел, я его ненавидела. Этот звук почему-то был невыносим, меня физически начинало тошнить. Я с трудом терпела. Мне нравился Кира, но только с пустым ртом. Кира водил меня в кинотеатры и в рестораны. Катал на кораблике по Москва-реке. Учил этикету. Рассказывал, как вести себя в высшем обществе. Любое свидание с Кирой – это экзамен. ЕГЭ. Я приходила домой, выжатая как лимон, хотя мы просто гуляли по набережной: потому что все время, проведенное вместе, приходилось соответствовать. Казаться, а не быть. - А ты читала Рюноске? – спрашивал Кира. Мы с Кирой пришли в ресторан. Он - ресторан - был весь в позолоте. Вензеля и канделябры. Не ресторан, а музей. Я глазела по сторонам, открыв рот. К нам подошла официантка. Она и выглядела , и одета была лучше, чем я. Она принесла меню и любезничала с Кирой. Над нами стоит новый официант. Не уходит. Что он хочет? На красиво сервированном столе, накрытом кипенно-белой скатертью, стоит сет с паштетами. К ним поданы длинные хлебные палочки. Их можно купить в любом универсаме. Но тут они называются красивым итальянским словом «гриссини» и стоят больших денег. Раз в пять дороже, чем в универсаме. - На следующей неделе мы идем с тобой на оперу, - говорит Кир. – Я взял билеты на хорошие места. Тебе понравится. Это Мазепа. - Ух ты! – говорю я про оперу. – Жду с нетерпением… Я представляю жену Кира, которая сидит перед ним за столом и смотрит как он ест сваренный ею борщ. Морщится, смотрит, а потом встает и идет в прихожую, где стоит приготовленный ею чемодан. Я поняла: если кто-то когда-то захочет на мне жениться, я посажу его перед собой и накормлю. И если мне не противно будет слышать и видеть, как он ест – выйду за него. Это мой личный пунктик. Я не поеду к Киру не потому, что опера и Акутагава Рюноске. Наоборот, это важное и магнитит меня к нему. До этого надо дорасти, и с Кирой я дорасту быстрее. Но этот звук… Не могу… Я его не люблю, этого Киру. И никакой Акутагава с Мазепой не в состоянии влюбить меня в него. На следующий день в институте заболел преподаватель, и нас отпустили с последних пар. Образовалось свободное время. Мы решили завалиться к Мише большой компанией без предупреждения. Миша – парень с параллельного курса. У него была своя «хата». Отдельная и убитая. Но своя. Там не было родителей, что делало Мишу кумиром молодежи. Туда можно было завалиться в любое время. Мы купили три пачки пельменей. Самых дешевых. С начинкой из туалетной бумаги и, вероятно, каких-то мясных обрезков. Миша открыл дверь. Сказал: «Ооооо, заваливайте!» У Миши была большая кастрюля. Он, как хозяин, не пустил нас на кухню и ловко сам сварил пельмени. Выложил на большую одноразовую тарелку. Эта тарелка мылась миллион раз и была не убиваемо многоразовой. Мы сели вокруг стола, «набадяжили» сладкого чаю. Миша включил музыку. «Крошка моя, я по тебе скучаю…» - послышалось из колонок мое любимое «тынц-тынц». Мне сразу стало ужасно весело. Мы до слез хохотали над какой-то ерундой. Так весело бывает только в семнадцать лет. Нас было одиннадцать человек. А вилок в Мишином доме – пять. И ещё пять ложек. Все получили приборы. А Миша – как хозяин – благородно не получил. Но не расстроился. Он положил на свою тарелку порцию пельменей. И стал их есть… руками. Держа каждый пельмешек за хвостик и весело купая его в ванночке дешевого майонеза. Он ел, зажмурившись от удовольствия, и его уши шевелились в такт жеванию... Я еще не знала тогда, что Миша в свои семнадцать давно живет один, учится за свой счет, работает, помогает родителям, живя почти впроголодь ( в семнадцать лет сложно зарабатывать много), и такие внезапные компании, как наша, очень любит – ведь это фактически веселая сытость с доставкой на дом. Я ничего не знала. Я просто любовалась тем, как не красиво, не интеллигентно он ест. Никакого этикета! Но мне от этого было так хорошо и весело, что я никуда не хотела уходить. Миша взял хлеб, и стал собирать им бульон, вылившийся из разварившихся пельменей. А потом поместил этот размокший хлеб в рот, причмокивая от удовольствия. «Ужас какой», - думала я, с превеликим удовольствием наблюдая за ним. Я очень хотела за него замуж… Автор: Попутчица | |
|
Всего комментариев: 0 | |