Жила-была ирландская девушка Элиза Джильберт. Родилась в 1823 (1820 или каком-то другом) году. Была она сказочно красивой брюнеткой с идеальной фигурой и большими сиськами. Совсем юной Элиза выскочила замуж за бедного английского офицера Томаса Джеймса, и уехала с ним в Индию. Но там ей не понравилось.
— Жара, дикие обезьяны, грязные нищие, одних от других не отличить, хуйня какая-то, а не страна, — решила девушка.
Она сбежала от мужа, и вернулась в Европу. В Лондон.
— Чем бы мне заняться? — задумалась Элиза. — Можно работать цветочницей, но выхлоп маловат. Можно проституткой, но амортизация высокая. А, блядь, была не была: стану танцовщицей.
Назвалась испанской аристократкой Марией-Долорес-Порис-и-Монтес, и отправилась покорять столичную сцену. Взяли ее не за умения, конечно, а за красоту: среди белобрысых англичанок жгучая брюнетка смотрелась охуительно экзотично. Так началась ее европейская карьера танцовщицы.
— Для всемирной известности сисек маловато будет, — сообразила Лола, — Надо еще черный пиар.
И отличилась своими выходками. Она везде носила с собой кнут, и хуячила им кого ни попадя, а раздеться публично ей было раз плюнуть. В Берлине она отпиздила кнутом жандарма, ей запретили выступать и выслали из страны.
В 1844 году Лола познакомилась с композитором Ференцем Листом, и у них случилась неебическая страсть. Пара поехала в Париж, и там вдруг рассталась. Но Лола получила главное: протекцию Листа для выступления в Гранд-Опера.
И народ на нее пошел, любоваться сиськами. Французы же, чо. Она познакомилась с Дюма и Бальзаком, оба были в восторге. Однажды Лола обиделась на очередного ебаря, и сплясала на сцене Гранд-Опера практически голой. Этого не выдержали даже парижане, и ее выслали из Франции.
— Какие-то все, блядь, ханжи хуевы, — обиделась Лола. — Вы б видели, что будет твориться всего через каких-то 150 лет в стриптиз-барах.
Бальзак и Дюма говорили то же самое, но их не послушали, и выгнали все-таки девушку. Лоле было грустно, она поехала в Бонн, на фестиваль в честь Бетховена. Там случился какой-то спор, Лола запрыгнула на стол и сплясала. Ее выгнали и оттуда. Танцовщица отправилась в Баден-Баден, пошла в игорный зал. Один чувак слишком заинтересованно ее рассматривал, а Лола была не в настроении.
— Хули смотришь? Мечтаешь увидеть вот это? — зарычала она, и задрала платье до ушей. — Ну смотри, блядь. Делов-то.
В 1846 году Лола отправилась в Баварию, там ее еще не видели. Приехала в Мюнхен, и попросила аудиенции у короля Людвига. Тот ее соизволил принять.
— Ваше величество, разрешите станцевать перед мюнхенской публикой испанские танцы.
— Эка невидаль, — вяло ответствовал шестидесятилетний флегматичный Людвиг. — Баварские пляски лучше. И пиво, кстати, тоже.
— Так я сиськи покажу, — пообещала Лола.
— Эка невидаль, — снова заметил сонный Людвиг. — Баварские сиськи лучше. И пиво, кстати, тоже.
— Заебали вы, ваше величество! — психанула танцовщица, и схватила со стола нож для разрезания бумаг.
Людвиг уже рыпнулся было вызывать охрану, но Лола одним движением вспорола лиф платья, и вывалила сиськи. Они засияли перед охуевшим королем, как две белоснежные дыни.
— Уйбляяяяя, — король не знал, за что хвататься, но был приличным человеком, потому схватился за перо. — Назначаю вам максимальное жалование в театре. Только, пожалуйста, больше никому это не показывайте.
— Да от них не убудет, — вежливо ответила Лола. — Но ладно, раз вы просите, буду показывать только вам.
Людвиг тут же заказал ее потрет у придворного художника для галереи прекрасных дам. И приказал построить для Лолы дворец на Барерштрассе, возведя танцовщицу в графини. И стала Лола зваться графиней Ландсфельд. Вот что сиськи-то животворящие делают!
Привычкам своим девушка не изменила: всюду ходила с кнутом, пиздила народ, а в зубах сжимала сигару.
— А хули мне, красивой бабе? — рассуждала она. — У меня король в ебарях после обеда и вечером.
Общество было страшно недовольно, в газетах рисовали карикатуры. И Кабинет Министров написал Людвигу:
«Ваше величество, сил нет смотреть на эту вашу блядину. Ну позорище же. Давайте уж выбирайте: или мы, ваши верные министры, или она, ваша проститутка ебаная».
— Хуйня какая-то, — ответил Людвиг. — Чо тут выбирать? Сисек у вас нет, а у кого сиськи, та и права.
И отправил весь Кабмин в отставку. Тогда в 1847 году возмутились профессора Мюнхенского университета.
— Опять выбирать, — затуманился Людвиг. — Ну ладно, пиздуйте и вы в отставку.
И уволил профессоров. Тут обиделись осиротевшие студенты, и с криками:
— Да что ж у нее, сиськи золотые, что ли? — отправились на манифестацию к дому Лолы.
Они орали и требовали, чтоб фаворитка уебывала из благословенной Баварии. Лола вышла на балкон, показала студентам сиськи, доказывая свое право нахождения в Мюнхене, и выпила за их здоровье шампанского. Но это не помогло, пришлось разгонять демонстрацию полицией.
— Всем, кажется, есть дело до того, куда я хуй сую, — вздохнул Людвиг, и выслал студентов из Мюнхена, а университет закрыл.
— Мы, блядь, не поняли, — сказал народ. — Теперь всех, что ли, кому сиськи Лолы не нравятся, будут из страны выгонять? Ничего, что скоро ваше величество один останется?
- Не один, а с сиськами... то есть, с Лолой, - поправляет король.
И в 1848 году многотысячная толпа ринулась осаждать дворец Лолы. Дом громили и пытались поджечь. Полиция справиться не могла. Но тут приехал Людвиг, и говорит:
— Ну чо вы до девочки доебались? Живет себе и живет скромненько. Бриллианты носит, пирожные кушает, вашему королю дает, как следует. Вот вас прям это волнует, заняться нечем?
В Лолу кинули камень, но попали в короля, устыдились и разошлись.
— Знаешь, дорогой, я, пожалуй, поеду уже, — сказала танцовщица после этого срача. — Народ у тебя нехороший какой-то, ты уж разбирайся с ним сам. А я уезжаю из страны, в которой не ценят мои сиськи.
И свалила в Швейцарию.
— Ну блядь, охуеть теперь, — сказал Людвиг, и отрекся от престола.
И начался у них роман по переписке.
— Любовь моя, я не могу ни есть, ни спать, — пишет Людвиг. — Тоскую по тебе. Пришли хотя бы селфи сисек.
— Никогда не любила никого так, как тебя, — отвечает Лола. — На тебе селфи сисек, а ты пришли мне бабла.
— Любовь моя, посылаю бабло и свои поцелуи, — пишет Людвиг. — Я страдаю ежечасно, и поливаю слезами селфи твоих сисек.
— Обожаю тебя, — отвечает Лола. — Пришли бабла, чмоки.
Три года еще король содержал фаворитку, а потом она продала ему его же письма. Людвиг купил их не из страха перед шантажом, а для того, чтобы погрузиться в воспоминания. Он до самой смерти любил Лолу, и страдал по ней. Ох уж эти флегматичные чуваки…
Ну, а Лола вышла замуж, еще покуролесила по Европе, бросила мужа, потом уехала в США и выступала на ярмарке, рассказывая о своем романе с королем. Не ради бабла, потому что на этой любви сколотила неплохое состояние. Просто так, развлекалась. Потом заебалась, раскаялась, ударилась в религию и оставила все деньги христианской организации.
Умерла она в 42 года (39 лет?).
Мораль: Лола жила мало, но весело. А Людвиг из-за ее сисек престол потерял, но нисколько не жалел. Так что красивые сиськи — штука животворящая.
На эпических полотнах она самая и есть, Лола. По-моему, весьма хороша.
На могильном камне Лолы указан возраст 42 года. И я склонна думать, что именно так и было. Как дама авантюрная, при жизни явно занижала свой возраст и врала про год рождения. А перед смертью призналась. Так что, скорее всего, не в 39 она умерла, а именно в 42. Просто родилась не в 1823 году, а в 1820.
Диана Удовиченко.
|