Сколько себя помню, столько борюсь с лишним весом - такие гены, такое вскармливание.
Моей маме непременно хотелось, чтобы её ребёнок был с перевязочками. Ну это такие складочки на ручках, ножках, шейке... словом, во всех сочленениях, включая фаланги пальцев.
Это ради них она давала мне грудь, пока я однажды не спросил её: что она думает об Эдипе?
«Хорошо, - вздохнув, сказала тогда мама, – перейдём на каши!».
И в меня по утрам стали вмазывать по кастрюльке.
Жили мы не богато - хлеб ели с макаронами, картошку с пюре, мясо с салом. Вместо дефицитного подсолнечного масла использовали коровье. И всё это, разумеется, без единой калории. Поскольку их тогда ещё не придумали.
- А что, – спрашивал я иногда своих родителей, - разве люди пьют воду?!
И они, пододвигая мне крынку молока, отвечали:
- Не говори глупостей, какая вода? Мы ж не рыбы!
Чтоб я не засох, папе приходилось вставать в пять утра и обвешиваться бидонами. Если же молоко в тот день не подвозили, меня переводили на сливки.
- Что ты кривишься? - пугалась мама. – Тебе - постно? Может, добавить сметанки?
Она очень волновалась, что я зачахну и из меня, не дай бог, вырастет рахит.
- Смотри, - горестно покачивая головой, жаловалась она папе, - у него уже начали пропадать перевязочки!
Да, мне было десять, и перевязочки действительно стали пропадать. Как и все сочленения, включая самое главное, делящее меня пополам.
Отсутствие перевязочек дезориентировало. Я уже не понимал, какой стороной что? Чем сидеть? на чём лежать? и откуда что берётся?
Единственной моей перевязочкой оставался рот, и он, слава богу, не подводил. Потреблял, не привередничая и зачастую даже не жуя.
Первым забил тревогу папа.
- Боюсь, не сдать ему норм ГТО! – сказал он как-то за ужином, и мама сделала страшные глаза.
- Сдать! – решительно возразила она, и в доказательство её правоты я сдал анализы, показавшие, что я аж вдвое здоровее своих сверстников.
- Он больше сверстником в два раза! – покачал головой обескураженный доктор. - С таким весом необходимо бороться!
И меня отдали на борьбу.
Хотели на сумо, но его в стране не нашлось, и меня отвели на «вольную».
Там мне жутко понравилось. Ибо боролся я с весом исключительно в партере, предпочитая - нижний.
Мои противники трепетали. Первый раз, когда я выходил. Второй - когда на них ложился. Перевернуть меня мог разве что экскаватор, а тут какие-то немощные водохлёбы. Конечно, они вязли во мне, как мухи, и гибли, как навозные. Один даже поломал себе во мне руку, за что я удостоился чемпионской медали.
- Видишь? – любовалась наградой мама. - А ты говорил ГТО! Эти нормы ему просто нужно удвоить!
И папа стал брать по утрам дополнительный бидон.
А потом вдруг все заговорили о плавании.
– На плаванье он у вас точно станет Аполлоном! – нашёптывали маме заботливые родственники.
- Он у меня и так Аполлон.
- Так станет - вообще!
И меня отдали.
Бассейн вышел из берегов, когда меня отдали. Мальков выбросило на сушу! И это я ещё плавно вошёл.
- Запомни, рекорды – не твоё, – поучала меня мама. – Твоё - это не утонуть!
В то время, нетонущая составляющая во мне превалировала. Вот на ней-то я и сосредоточился. Кроль и баттерфляй мне запретили категорически – поскольку ими я мог запросто поглушить мелюзгу. И плавал я исключительно брасом.
А пока я плавал, родители худели. Возвращаясь с тренировок, я так начисто обгладывал холодильник, что им зачастую приходилось ужинать луком, глядя на пустые бидоны и разорённые чугунки.
И вот однажды, осунувшаяся мама не выдержала.
- Может, тебе уже начать пить воду? – слабым голосом поинтересовалась она, и я разволновался.
- А как же перевязочки?! Они же пропадут!!
- Пусть лучше они, чем мы! - решительно заявила изголодавшая, и в доме остро запахло Дарвиным.
В ячейке общества начался естественный отбор, превративший борьбу с весом в борьбу за выживание. Отныне уже я всё чаще находил холодильник основательно обглоданным, и ужинал луком, глядя на пустые бидоны и разорённые чугунки!
- Смотри-ка, а у него снова появляются перевязочки! – не переставала умиляться мама.
- И глаза, - поддакивал отец.
А по ночам мне снились коровы!
Они мычали, а я их ел и пил!
Утром же, требуя каши, слышал:
- Тебе пора, наконец, становиться мужчиной! Через год уже в армию!
В общем, дошло до того, что однажды я едва не утонул.
Моя нетонущая составляющая дала такой крен, что мне пришлось шевелиться, дабы удержаться на плаву. К тому же повсюду вдруг обнаружились вздорные девчонки, и ради них тоже приходилось шевелиться. И вот уже от этих-то шевелений у меня окончательно пропал аппетит.
С тех пор, моя диета – женщины.
Эдуард Резник |