У нас на Пролетарке лес сосновый, а в нем экологическая тропа, по которой лыжня проложена. Я по этой тропе летом бегаю, а зимой на лыжах катаюсь. Там хорошо на самом деле. Сосны стройные, высокие, корабельные. Горка есть, откуда скатываться волнительно. Белки иногда попадаются. А если с утра пойти, то птицы какие-то поют. Мне особенно в будни нравится кататься, когда все на работе. Возникает чувство, что ты один на всем белом свете, и от этого не страшно становится, а уютно и умиротворительно.
В прошлый четверг я рано на лыжню встал. Даже не позавтракал, так хотелось среди сосенок поскользить. Экологическая тропа четыре километра тянется, и я обычно два круга делаю, чтобы пропотеть. Ни одной живой души не встретил, пока первый круг бежал. Зато на втором случилась неприятность. Я скатился с горки и на скорости вошел в поворот, когда метров за десять прямо перед собой увидел «Лексус». Дело в том, что часть экологической тропы проходит вдоль дороги, ведущей в женскую колонию и поселок «Зона», и машина была припаркована на обочине, по которой пролегает лыжня. Я сразу понял, что затормозить не успеваю. Лыжи несли меня прямо в задницу автомобиля. За три метра до столкновения я бросил палки и выпрыгнул на дорогу. Не съехал, а именно выпрыгнул, буквально метнув свое тело в сторону.
Больно приземлившись на левый бок и хлопнув ладонью по снегу (так меня учили падать в секции дзюдо), я отстегнул лыжи и подошел к «Лексусу». В салоне громко играла музыка. За рулем сидела миловидная девушка. Мой кульбит остался ею незамеченным. Я постучал по стеклу. Девушка воззрилась и убавила звук. Дверь она не открыла и стекло не опустила.
– Вы припарковались на лыжне. Отъедьте, пожалуйста. Я только что чуть не врезался в вашу машину.
– Куда здесь отъезжать? Сейчас мой Толик вернется, тогда и отъедем.
– Вы понимаете, что в вас могут врезаться?
– Ты что пристал? Я же сказала – Толик вернется, отъедем. Отдыхай.
– Сама отдыхай! Дала на хер с лыжни, пока я тебе колеса не проколол!
– Совсем охамел, быдло! Все, я Толику звоню. Щас он придет и по голове тебе настучит.
– Звони. Я подожду.
Пока девушка звонила, я подобрал палки и лыжи. Сдул снег с креплений. Протер. Собрал все в один комплект с помощью пластиковых держателей. Вернулся к машине. Напряженно уставился вдаль. Стал считать варианты.
Толик выбежал из леса бодрой рысью. Он был в расстегнутой дубленке и выглядел весьма внушительно. Не знаю, что ему рассказала подруга, но разговаривать он явно не собирался. Толик летел ко мне на всех парах с перекошенным лицом. Я скоропостижно думал, как остудить его пыл и вступить в диалог, когда нащупал в кармане нож. Это показалось мне хорошей идеей. Я достал «бабочку», тряхнул кистью и привел нож в боевое положение. Я думал, Толик притормозит, увидев оружие. Но он не притормозил, а тоже достал из кармана нож. Я еще успел подумать: «Какой абсурд!», когда время размышлений прошло.
Уже подбегая ко мне, Толик вильнул вправо и ударил ножом, метя мне в живот. Я отскочил, одновременно приседая от левого хука. Тут Толик порвал дистанцию, и мы столкнулись. Точнее, я улетел в сугроб, а Толик остался стоять на дороге. Из его шеи торчала рукоятка моего ножа. Я всадил лезвие рефлекторно, не задумываясь о последствиях. Толик опустился на колени и вытащил нож. Из яремной вены ударил бурунчик крови. Я подбежал и прижал шапку к ране. Девушка вылезла из «Лексуса» и завизжала как сирена. Через полминуты Толик умер. Мои мысли понеслись вскачь. Недавно я написал роман, который надеялся издать, и тюремный срок не входил в мои планы. Жизнь только начинала налаживаться. Я пить даже бросил.
Лихорадочные размышления прервал резкий скрип снега за спиной. Я ушел на кувырок, вскочил и оглянулся. Девушка из «Лексуса» подобрала нож Толика и размахивала им с безумными глазами. Дистанция между нами сокращалась. Я еще мог подобрать свой нож, но решил этого не делать. Я скользнул девушке навстречу и ударил ее в подбородок. Получилось плохо. Получилось очень плохо.
В последний момент опорная нога поехала по Толиковой крови, и удар вышел сильным и неточным. Девушку буквально швырнуло в «Лексус», приложив затылком о бампер. Я подбежал к ней и нащупал пульс. Поначалу он был нитевидным, но вскоре пропал. Оглядевшись, я вытащил ключи из замка зажигания и открыл багажник. Положил туда девушку. Обливаясь потом, пристроил Толика. Забросал пятна крови снегом. Кое-как разместил в салоне лыжи и палки. Сел за руль.
Меня била крупная дрожь. В багажнике зазвонил телефон. В голове всплыло имя: Михалыч. В начале нулевых я работал на «Северном», где изредка практиковали двойные захоронения. Это когда копальщики углубляют плановую могилу, кладут туда незарегистрированного мертвеца, засыпают землей до гостовской глубины, а потом, сверху, хоронят официального покойника. Всей этой бодягой тогда заведовал Михалыч, и, насколько я знал, он до сих пор работал на кладбище. Отыскав его номер, я позвонил.
– Михалыч, это Пахан.
– Сто лет, сто зим.
– Я по делу.
– Излагай.
– Тут два человека непредвиденно зажмурились. Концы бы в воду, что скажешь?
– Можно. Сто тысяч.
– За одного?
– Обижаешь. За двоих.
– Дам сто пятьдесят, но надо прямо сейчас.
– Есть два вакантных места в безымянном квартале. Вези. Только езжай прямо туда, у конторы не светись.
– Через десять минут буду.
«Северное» встретило меня безлюдной тишиной, хотя людей там около двухсот тысяч. Михалыч подъехал через пять минут после меня. С двумя комплектами лопат. Потому что долбить стылую землю лучше титановой штыковой, а выбрасывать – совковой. За полчаса мы углубили могилы на восемьдесят сантиметров. Девушка легла аккуратно. Для Толика пришлось углубить еще. Когда дело было сделано, а земляные днища выровнены и не вызывали подозрений, я записал номер карты Михалыча и поехал в гараж. Он находился на Судозаводе. В этом гараже знакомые автоугонщики разбирали ворованные тачки. Скинув им «Лексус» за четыреста тысяч, я взял лыжи, дошел до остановки и кое-как забрался с ними в автобус.
Толик выбежал из леса бодрой рысью. Он был в расстегнутой дубленке и выглядел весьма внушительно. Не знаю, что ему рассказала подруга, но разговаривать он явно не собирался. Толик летел ко мне на всех парах с перекошенным лицом. Вдруг его физиономия прояснилась.
– Пахан!
Я тоже расслабился. Передо мной был мой старый кореш, с которым мы три года боксировали в одном зале.
– Толян, братко!
Братко сгреб мою руку и чуть не раздавил. Чувствовалось, что он по-настоящему рад меня видеть.
– Ну, чё ты, как?
– Да нормалек. На лыжах, вишь, гоняю.
– Красава. Представляешь, эта мне звонит, говорит, мужик из леса вышел, в машину лезет, изнасиловать хочет.
– Ни в жизнь. Ты ж меня знаешь. Она просто на лыжне припарковалась, я чуть не врезался. Отъехать попросил.
– Да я сразу понял, что пиздит, когда тебя увидел. Но ведь как, сука, ловко намазала. Чуть лбами не столкнула, в натуре.
– Есть такое дело. Главное – все пучком.
– Пучком, но не совсем.
– В смысле?
– А под жопу надо напинать и тут оставить. Чтобы не пиздела в следующий раз.
Толик подошел к машине, открыл водительскую дверь и выволок подругу наружу.
– Толик, ты чего?! Это он ко мне приставал!
– Нет, Пахан, посмотри? Это ж какая охуевшая морда!
– Вы знакомы, что ли?
– Знакомы, Мариночка. Очень хорошо знакомы. Это братан мой. Мы щас в ресторан с ним поедем. Поедем, Пахан?
– Да легко.
– Вот!
– А я?
– А ты...
Толян развернул Марину к себе спиной и пнул ей под жопу. Девушка пробежала несколько метров и упала на дорогу.
– Ты, Мариночка, сама по себе. Как хочешь, так и добирайся. Покеда.
Толян сел за руль и открыл багажник. Я кое-как засунул лыжи и упал на переднее сиденье. В зеркало мне было видно, как девушка потирает ушибленное место. Потом Толян дал по газам и повернул на Якутскую. Марина исчезла. Я задумался о том, как буду выглядеть в лыжных ботинках посреди дорогого ресторана.
Пока девушка звонила, я подобрал палки и лыжи. Сдул снег с креплений. Протер. Собрал все в один комплект с помощью пластиковых держателей. Вернулся к машине. Напряженно уставился вдаль. В немом ожидании прошло пятнадцать минут. Я слегка подмерз, но был полон решимости убрать «Лексус» с лыжни. Вдруг водительское стекло опустилось.
– Замерз?
– Где твой Толик?
– Не знаю. Он трубку не берет.
– Блин! Так отъедь, и все. Я сразу уйду.
– Не могу.
– Почему?
– Я водить не умею.
– Так ты же за рулем?
– Ну, я сюда пересела.
– То есть на лыжню Толик припарковался?
– Он.
– А чего сразу не сказала?
– Ты так неожиданно появился... Я испугалась.
– Что у тебя на лице?
– Что у меня на лице?
– Под тоналкой. Это синяки?
– Тебе не пофиг? В героя решил поиграть?
– Нет. Просто не люблю синяки.
– А кто любит?
– Ты, видимо. Их тебе Толик поставил?
– Да. Он хороший, только очень ревнивый.
– Как же он тебя одну в лесу оставил?
– Ну, тут же мужиков нет. Толик с колонией о чем-то договаривается, а мне с ним нельзя.
– Ладно. Я пойду. Но ты запомни мои слова: когда-нибудь он тебя убьет.
– Не убьет. Он отходчивый.
– Не факт, что ты его отходчивость застанешь.
– У тебя губы посинели. Сядь в машину, согрейся, потом пойдешь.
– А если Толик вернется?
– Не вернется. Я его, бывает, по три часа жду. Да и все равно он вначале перезвонит.
– Ладно. Уговорила.
Я сел в машину, скинул перчатки и стал усиленно дышать на руки.
– Тебя хоть как зовут, уничтожительница лыжни?
– Марина. А тебя?
– Павел.
– Ты с Пролетарки?
– С нее. А ты откуда?
– Я из Березников. Учиться в Пермь приехала.
– На кого?
– Актрисой хотела стать. В институт культуры поступила.
– О, господи! Стать актрисой в нашем «кульке»?
– Да знаю. Сейчас знаю. А тогда...
– Ясно. А с Толиком как связалась?
– В клубе познакомились. Он випку снимал. Год уже у него живу.
– Нашла себе золотую клетку?
– Нашла. Лучше в золотой жить, чем в железной.
– А без клетки не пробовала?
– А ты пробовал?
– Прямо щас пробую.
– Вот не верю. Все мы в клетках живем. Или в вольерах. Или в каких-нибудь загонах. Что там еще есть?
– Заповедники?
– Не, заповедники другое... Сафари-парки, вспомнила!
– Если из твоей терминологии исходить, то я в сафари-парке живу.
Вдруг Маринино лицо исказил ужас. Я резко обернулся. Здоровенный мужик в дубленке распахнул дверь.
– Даже здесь ебаря нашла, курва?!
Бугай схватил меня за грудки и вышвырнул из салона. Я ловко перекатился, встал на ноги и вытащил нож. Толик (а это был Толик) криво усмехнулся и ринулся на меня. Я подбросил нож на ладони, перехватил за лезвие и резко метнул. Рукоятка ударила Толика в грудь безо всякого эффекта. Наступив на «бабочку», он разорвал дистанцию и сбил меня с ног. Я попытался откатиться, но был прижат к земле. Волосатые руки сомкнулись на моей шее. Когда я начал отъезжать, а лицо Толика расплылось в мутное пятно, хватка вдруг ослабела. Толик осел на меня, накрыв мое лицо пузом. Долгое время не происходило ничего. Потом я услышал испуганный голос Марины.
– Паша?! Ты жив?
Говорить у меня не получалось, но я жизнеутверждающе промычал. Совместными усилиями нам удалось вытащить меня из-под Толика. Оказывается, Марина огрела его монтировкой по затылку, когда поняла, что он меня вот-вот прикончит. Пощупав толстую шею, пульса я не обнаружил. Марина разрыдалась, подошла ко мне и растерянно взяла меня за руку. Вдвоем мы загрузили труп в багажник. Толика пришлось кантовать на моих лыжах и по ним же волоком затаскивать в машину. Позвонив Михалычу, я повел «Лексус» на «Северное». Интересно, что мне делать с Мариной? И как я объясню всю эту фигню собственной жене?..
Больно приземлившись на левый бок и хлопнув ладонью по снегу (так меня учили падать в секции дзюдо), я отстегнул лыжи и подошел к «Лексусу». В салоне громко играла музыка. За рулем сидела миловидная девушка. Мой кульбит остался ею незамеченным. Я постучал по стеклу. Девушка воззрилась и убавила звук. Дверь она не открыла и стекло не опустила.
– Вы припарковались на лыжне. Отъедьте, пожалуйста. Я только что чуть не врезался в вашу машину.
– Ой, простите, пожалуйста! Я не заметила лыжню. Сейчас отъеду.
Через две минуты лыжня была свободна. Я снова пристегнул лыжи и покатил себе дальше. До конца круга оставалось два километра, и мне хотелось пробежать их во всю мочь, чтобы компенсировать глупую остановку из-за машины. Домой я пришел потным и довольным. Как все-таки умиротворительно и уютно бывает в лесу. Лыжи потому что. Экологическая тропа. Урал. Природа. Это вот всё.
Павел Селуков |