Здесь будет интересно!!!

Вы когда-нибудь бывали в маленьких двориках на улице Южной в Одессе? Нет? Так об одном таком дворике и ее обитателях я вам расскажу.
Дворик, с галереями и верандами, туалетом на два очка в центре, а рядом колонка с водой.
Жили во дворе все дружно. Двери квартир имели замки, но где ключи? Единственная защита - это марля или старая занавеска прибитая к косяку двери, а снизу привязаны мешочки с песком или галькой.
Завтракали, обедали и ужинали всегда вместе.
Дети воспитывались всем двором не деля на своих и чужих.
Если была свадьба или похороны, участвовали все. Радость - так это была радость, а горе – горче, чем где-либо.
И в этом дворе, в подвале жила портниха мадам Глазман с дочкой Бэтей.
Почему мадам? Потому что, в любое время года она носила шляпки собственного пошива. Это произведение искусства из дешевой, перелицованной ткани, с нелепыми цветочками и пуговичками. Но носились шляпки с большим достоинством, равно как и само тело. Но о нем позже.
Уже давно никто не помнил её имени, мадам Глазман и всё. Хотя звали ее Циля.
Ну, портниха это конечно громко сказано! Кому-то что-то подшить, подбить, заштопать в этом она слыла мастерицей и не более. Шли послевоенные годы.
Страной руководил товарищ Сталин. И любую деятельность надо было зафиксировать в финансовых органах.
Но поскольку к мадам Глазман заказы попадали редко и были копеечные, она свой швейный бизнес, с позволения сказать, вела подпольно и налоги государству не платила.
В один прекрасный день, правда не знаю для кого, к мадам пожаловал финансовый инспектор, видно какая-то скотина настучала. В то время их расплодилось много.
- Мадам Глазман, открывайте, - громко, начальственным тоном, кричал и стучал в дверь инспектор.
Из глубины квартиры донёсся приглушённый крик Цили,
- А шо её открывать, она и так открыта.
- Мадам Глазман, я пришел описывать Ваше имущество,
- не унимался государственный деятель.
Имущество, шоб вы понимали, состоит из двух кроватей с проваленной панцирной сеткой, напоминающие люльки, стол, на котором стояла швейная машинка с недошитыми шмотками вперемешку с хлебными крошками и тарелка с недоеденной курицей.
Два затертых до дыр стула и в углу, словно призрак, старый перекосившийся шкаф, в котором дверцы жили своей жизнью и открывались без команды и разрешения.
Инспектор обвёл взглядом все это убожество и понял, что здесь дубль пусто.
- Мадам Глазман, где Вы?
- Я тут, - раздался голос, и из глубины кровати выплыло обнаженное тело, которое напоминало огромную грушу, где вместо плодоножки красовалась маленькая головка с седыми кучерявыми волосами.
Но грудь! Десятый размер мирно покоился на довольно внушительном животе.
Инспектор при виде этой красоты отскочил в угол комнаты с криками
- Вы же голая.
- Ой, я Вас умоляю, это же пгигода, - прокартавила Цилечка, пытаясь выбраться из люльки.
Ну, халатик, с латками на животе, она накинула, для успокоения инспектора.
- Мадам Глазман, я должен составить протокол,- деловито заявил он.
- И так, Глазман Циля..., как Ваше отчество? - задал вопрос служащий.
- Бэтя, Бэтя, а ну-ка или на сюда! Бэтя, золотце, скажи как твоего дедюшку звали? - нежно обращаясь к дочери, проговорила Циля.
- Абрам, мамочка, Абрам, - поглаживая по плечу, с любовью ответила дочь.
Составив протокол, инспектор понимал, что ходу ему не даст. Нищета и в то же время, беззлобность, доброта и любовь, поразили его. Ему было искренне жаль этих людей и причинять дополнительные страдания не поднималась рука, не позволяла совесть.
Немного потоптавшись и стесняясь собственного присутствия, он направился к выходу. Его взгляд упал на стол, где совершенно не таясь, сидела кошка и смачно уплетала хозяйскую курицу.
Циля перехватила его взгляд.
- Она тоже хочет кушать, но она интеллигентная кошка и оставит нам немножечко кугочки, - лаская взглядом своего питомца, проговорила хозяйка.
И инспектор понял - она таки Мадам.

 Вера Жилкина