На фоне внезапной физкультуры кот Мольберт смотрит на меня, как на блаженную. Ясно-понятно, баба дала наконец-то ёбу, сбылись предсказания неравнодушных людей. Общественное бессознательное наванговало таки сдвиг по фазе женщине с котом.
Потому что одиночество - сука, ты не чувствовала руку, а мы ведь предупреждали, теперь живи вприсядку. А могла б рожать пулеметной очередью. Доперебиралась.
Мольберту моя фертильность, что морской звезде гей-парад, ему бы ночью пожрать. Вот это тема, вот это волнующая составляющая жизни. А тут прикрыли лавочку, хозяйка ночью зачем-то спит, а не разделяет с бедным котиком компанию. В холодильнике сиротливо тоскует самая вкусная колбаса, а на кровати помирает от истощения только четыре раза поужинавший Мольберт.
Многострадальное дитя гетто.
А ещё эти странные экзерсисы, что хозяйка зовёт
"Зарядка для хвоста", когда она скручивается в гордиев узел, потом громко воет оттудова, что весь ЗОЖ зло, она подохнет прямо щас. И делает котику страшные глаза.
А котику и без того ссыкатно, что когда-нибудь эта придурошная так завернется петлей - ни одна "скорая" не развяжет. И бедный он усохнет от голода, пока будет ждать спасателей в новых костюмах и немножечко психиатрию.
Недалеко от моего дома есть спортивная площадка. Дикая, но симпатичная. Там днём, в охотничий сезон лёгких платьев без нижнего белья люди думают, что занимаются спортом.
Орет музыка из портативных колонок, ходят какие-то сильно бритые мужчины, играют тем, что считают мышцами. Железные кони скрипят под тяжестью их суповых наборов, в такт коленкам скрипят.
Рядом девочки выкручивают поясничную дугу до максимальных значений. Любо-дорого и всюду жизнь. Но это только по теплу.
В межсезонье площадка сиротствует.
Однажды я возвращалась домой уже глубокой ночью. Луна была полная, я в общем-то тоже, но нас со спутником это не очень тяготило. Пустынная улица, конец марта - начало апреля, ветер и родные выселки катализировали шаг.
Пейзажи вокруг расплылись, как по Кингу. Казалось, что вот-вот, на первых минутах почти документального фильма кого-то не очень нужного, для затравочки отправят к праотцам.
Ибо таковы законы жанра.
В плохой беллетристике говорят, что стояла звенящая тишина. На фоне неё скрип железа было слышно задолго до того, как я вывернула на спортивную площадку. Не то, чтобы мне туда очень хотелось, просто другого пути до дома не было.
В лунном свете, будто под прожектором, одинокая, субтильная фигура насиловала тренажер.
-Квик-квик, хрысь-хрысь - мерно стонало железо.
Ночной атлет занимался физкультурой молча.
Я подошла ближе. Мне пришлось.
Бабушка бодрых ста десяти лет, в вязаном берете, что был натянут на уши тетивой, в голубом спортивном костюме и уггах модели "не дождетесь" раскачивала снаряд шагами. Она шла куда-то в вечность, футуристично зависая в воздухе то ли на лыжах, то ли на педалях.
- Здравствуйте, - сказала я, поравнявшись с ней. Голос у меня был осипший, а кардиограмма по ощущениям - истеричная.
Бабушка улыбнулась мне в ответ, но ничего вслух не сказала, только чуть усилила темп. В ее случае риск рассыпаться прямо у меня на глазах был более, чем вероятен, а седеть полностью в неполные тридцать в мои планы пока не входило.
Остаток дороги до дома я практически летела, как была - на каблуках.
Вечный лозунг :" О, спорт, ты - жизнь!" отныне заиграл для меня новыми красками.
Полина Иголкина |