11:39 Без комментариев. | |
Я своё отсидел. От звонка до звонка. Три года, как с куста. И в первой группе, и во второй, и в третьей. И не только отсидел, но и отпел, и оттанцевал. На утренниках в детском саду. И уж точно никогда не думал, что однажды они в мою жизнь вернутся. На утренник по случаю 8 марта я шёл к Артёму в сад с тяжелым сердцем. Казалось бы, я уже (по)тертый калач: как-никак целый новогодний утренник сына за плечами. Но к такому привыкнуть невозможно. Драматургия этих праздников — на разрыв. Словно ты внутри «Во все тяжкие», и Винс Гиллиган пишет прямо по тебе. Я уверен, что режиссёры этих утренников — непризнанные гении. Так и вижу, как один такой приходит в какой-нибудь районный комитет по культуре, и заслуженный работник с остекленевшим небьющимся взглядом спрашивает его: — Что бы вы хотели поставить у нас в районе? У этих перфомансов много альтернативных арок. То, что видят мамочки и папочки в зале, это лишь запекшаяся поверх страстей корка. Утренник, посвященный 8 марта, начался неожиданно, как жизнь. И вот уже посреди актового зала я вижу почерневшего от радости мальчика. К счастью, не моего, а какого-то незнакомого. Праздничное действо развивается вокруг него, без него и даже в чем-то вопреки ему: хороводы обтекают мальчика, перед его носом декламируют стихи, сюжет проходит сквозь него насквозь, не увлекая за собой. Почерневший мальчик не плачет: его печаль неизмеримо больше слез. Он молча стоит и испепеляет присутствующих взглядом. Горите в аду, присутствующие, говорит этот взгляд, не требующий перевода. А рядом с почерневшим мальчиком скачет знаменитый на всю группу Владик. Хороший ребенок, только гиперактивный. Гиперактивный даже по меркам Джима Керри в "Маске". Рамки художественной условности тесны для этого гения естества. Воспитательнице Владик кричит, что хоровод идет не в ту сторону, пианистке — что песня слишком тихая, он даже своему отцу в зале ухитряется сделать замечание, что тот неправильно улыбается: улыбаться надо гораздо шире. Наконец, Артём. На этом утреннике моего сына догнал шоу-бизнес. Ему выдали стишок для выступления. Памятуя свои собственные утренники и потные ладошки и потного себя целиком, я ничего с Артёмом не разучивал. Лишь однажды я его спросил: — Ты учишь стишок? Я лишь в общих чертах знал, что стишок про бабушку. — А сейчас давайте поздравим наших бабушек! — воскликнула воспитательница, и я понял, что мне конец. Я мгновенно вспотел ладошками, а следом и всем телом, как тогда, до нашей эры, в своем детсадовском детстве. — Артем, выходи, — пригласила воспитательница моего сына, словно меня самого. Клянусь, мышцы в моих ногах самопроизвольно сократились на разгибание. — Артём, выходи! — повторил приказ начальства знаменитый Владик, который сидел на стульчике рядом с моим сыном и повторял почти все, что слышал, особенно от начальства. Артем вышел на центр. Пока воспитательница давала длинную и совсем необязательную подводку, Артём тихонько сдал назад и незаметно вернулся обратно на свой стульчик. Незаметно для одной воспитательницы. В зрительном зале весело загудели, вслух одобряя находчивость моего ребёнка. Современные молодые родители, люблю таких. Знаменитый Владик, рядом с которым приземлился довольный Артём, очень громко, как и все в его исполнении, спросил моего сына: — Ну, что, Артем, ты уже прочитал про бабушку? Но бабу не проведёшь, она сердцем видит, как говорил Горбатый в "Место встречи изменить нельзя", и воспитательница быстро вернула Артема на исходную. К моему огромному удивлению, Артём стишок прочитал. Весьма задорно и даже с актёрской подачей. Может, все-таки чашку, и правда, не он разбил? Самое главное в любой песне на утреннике — это чтобы дети стояли строго в одну линию. Воспитательница ходит вдоль строя и внимательно следит за выправкой, карая вольнодумство в геометрии. Едва кто-то из детей (в девяти случаях из десяти этим кем-то оказывался гиперактивный Владик), нарушал идеальную коматозную линию шеренги, воспитательница запихивала его назад, разве что не утрамбовывая ногой. Направляясь по коридору детского сада в актовый зал на утренник, я проходил мимо кабинета директора. Дверь была нараспашку, и я заметил на столе бинокль. Это армия, папаша, а ты чего хотел, для армии утренник очень даже неплох. И вот он, финальный танец. Бал Наташи Ростовой. Пианистка заиграла вальс. Воспитательница принялась наспех спаривать детей. Поначалу у нее получались исключительно мужские пары. Я ни на секунду не сомневался, что в пару моему Артему достанется гиперактивный Владик, который закружит его в свойственной ему манере и в процессе зашвырнет на люстру: что делать, мой ребенок — моя карма. Но случилось страшное. По меркам моей кармы, страшное: к Артему подвели девочку. И не просто девочку, а златовласку из мультика, самую красивую девочку в группе! И пока воспитательница и несколько родителей-добровольцев снимали с люстры почерневшего от радости мальчика, которого туда в порыве страстного танго закинул гиперактивный Владик, Артем со своей златовлаской вальсировали в центре зала. Интерьер стремительно складывался веером вокруг них на моих глазах, как перезревшие декорации, за ненадобностью: только эти двое и были сейчас настоящими в целом взрослом мире, маленький мальчик и маленькая девочка. — Молодец, Артем, молодец, Алена, — резюмировала воспитательница под бурные аплодисменты зрителей, когда музыка закончилась. На этом утренник завершился. Детей ненадолго отпустили попастись к родственникам. Я обнимал Артема, захлебываясь слезами отцовской гордости. У меня был к сыну лишь один вопрос. До этого я уже слышал что-то про некую Алену: ее кроватка в детском саду располагалась по соседству с кроваткой Артема. — Сынок, это та самая Алена, с которой ты спишь? — задал я свой вопрос неожиданно громко, раза в три громче даже гиперактивного Владика. В зале раздался дружный многоголосый гогот. Современные молодые родители, люблю таких. Олег Батлук | |
|
Всего комментариев: 0 | |