Соседка, женщина неопределенного возраста от тридцати до пятидесяти лет, любила бегать по глубокому снегу, вечером или утром, раскинув руки, крича что-то нечленораздельное и оглушительно радостное, сквозь редкие кусты зажатого между домами сквера, по заснеженным рыхлым газонам, в ярком шарфе, развивающимся за спиной, будто флаг, в сдвинутой набок шапке.
Или по осеннему скверу, с визгом и топотом, расшвыривая ногами рыжие опавшие листья.
Или по весенним лужам, с восторгом шлепая резиновыми сапогами.
Или летом по одуванчикам.
Просто ей нравится снег. И весенние лужи. И осенние листья. И одуванчики тоже, наверное.
Все в доме считали её сумасшедшей идиоткой. Побаивались. И недолюбливали. Хоть и жалели - уродилась такая чокнутая, что с неё взять.
Недавно соседка завела собаку. Теперь делает всё то же самое, но вместе с шумным лохматым псом.
И все в доме перестали обращать на неё внимания.
И обсуждать тоже перестали. И бояться.
|