В среду Николаю Петровичу неожиданно позвонила бывшая жена Варвара, да и говорит:
– Приветствую вас, Николай Петрович. – говорит она официально, потому что расстались они юридически и почти официальными врагами.
– Николай Петрович, есть к тебе дело. С самого развода я ни о чём тебя не просила, потому что ты негодяй и своими изменами разнёс в щепки семью.
Николай Петрович заикнулся сказать несколько слов в свою защиту, но дальше многозначительного «Ээ..», предваряющего оправдания, не преуспел, потому что некогда супруга отрезала:
– Не перечь, пожалуйста, Николай Петрович, ведь это чёртова правда, но сейчас не об этом.
– Итак, семь лет ни о чём не просила, а теперь прошу ответственно поговорить с нашей дочерью. Как ты уже знаешь, Верочка вот-вот закончит школу и пора решать куда поступать, а девочка не определилась и тормозит с важнейшим жизненным выбором. Тебе надо с ней поговорить по-отечески.
Николай Петрович обожал дочь, после развода они посильно поддерживали семейные отношения в формате «воскресный папа», но нередко конфликтовали по пустякам, ведь характер у девчонки был с самого детства уперт, как у мула (даже двух, запряженных цугом).
И в кого только? Настолько ни в отца, ни в мать, что Николай Петрович порой сомневался, а его ли это произведение небезызвестного творчества, а мамаша невольно подозревала роддом в перетасовке и передергивании младенцами.
Вот уж семь лет, как дочь росла отдельно и, кажется, разделяла мнение матери о подрывной деятельности папаши против матримониальных устоев, что так милы прекрасной половине человечества с момента, как девочки осознают себя оной и до самых седых волос и вставных челюстей.
Родитель озадаченно почесал в затылке, честно признался бывшей:
– А что я ей скажу, Варвара? Верочка меня не слушает, влияния я давно не имею, она уже взрослая, да плюс ты её науськиваешь, выставляешь меня каким-то мордовским Казановой и царём Иродом. Даже не знаю…
– Не науськиваю, а говорю правду и готовлю к жизни. Во-вторых, ты родной отец. А в-третьих, как человек поверхностный, витающий в облаках. Не спорь, – витающий! Безвольный и руками ничего делать не способный, ты обладаешь компенсаторным качеством – красноречием. Ведь убедил же ты меня выйти за тебя. Ума не приложу, как я тогда купилась?! Просто какое-то чёрное помутнение светлого девичьего рассудка, чтоб мне! Ты ж вообще не герой моего романа ни внешне, ни внутренне! Да ещё и изменщик…
От таких коммюнике Николай Петрович начал потихоньку злиться, а Варвара говорит:
– Короче, будь добр, распетуши старые перья, как ты умеешь и наставь девочку на путь истинный. Только ненавязчиво, ведь ты её знаешь – типический козерог, да ещё рожденный в код козы. Лишь бы наперекор! А ты аккуратно, исподволь подтолкни в нужную сторону.
– Какую же? – уточнил Николай Петрович.
– Мм, Верочка видится мне видным финансистом, бухгалтером или экономистом. Ну, знаешь, шикарный офис в центре, деловой костюм, но декольте чуть глубже, чем принято, зато строгие очки, – стиль одним словом, плюс соответствующее мужское окружение. Ещё бодрящий запах свежесваренного кофе, денег и сигар, всякие там ответственные совещания в верхах, нефть и тушенка составами туда-сюда, вжик-вжик. Престижно, солидно, думаю, Верочке пойдёт.
Николай Петрович внутренне согласился, – пойдёт.
– Я рисовала ей эти перспективы, но энтузиазма не отметила вовсе. Переживаю, как бы не подалась в модные нынче дизайнеры или стилисты, есть такие опасения! Ты видал стилистов в телевизоре? Тьфу! Безвкусных клоунов нам только не хватало! В общем, прояви красноречие во благое дело. В выходные вы встречаетесь, вот и поговоришь. Подготовься, порепитируй перед зеркалом, или с камнями во рту.
– Хорошо, я постараюсь. – согласился Николай Петрович и задумался «Как?..».
– Не наломай дров! – строго напутствовали его.
В воскресенье, в два пополудни Николай Петрович с Верочкой вышли из кафе и неспеша зашагали в старый сквер неподалеку. Яростный и «пьяный» май напал на «старичка» и отделал его на совесть. Так, заботливо расцвеченный хулиганами, выползает из подворотни припозднившийся гуляка, только приобретенная им палитра безрадостна, а тут же вовсю задорно зеленели деревья и кустарник. Неудержимо лезла из изумрудной травы «цыплячья» мать-и-мачеха, воробьи гонялись за воробьихами, барражировали майские жуки, толпами таскались муравьи, веял ласковый ветерок, а лавки унизали в предвкушение счастья анемичные горожане. Весна. Широкая весна захватила сквер и город!
А Николай Петрович, только ещё готовился поговорить с дочерью, но чего-то медлил. А тут, среди буйства обновления он потянул-потянул носом свежий кислород, оглядел окружающий весёлый кавардак и сказал, словно что твердо, окончательно отринул:
– Нет… Да… Нет, к черту... Да! – загадочно сказал он.
Очаровательная, как сама весна, Верочка вопросительно уставилась на отца:
– Папа?..
– Не слушай никого, дочь моя! – без предисловий, патетически воскликнул тот. Глаза его горели революционным протестом и вызовом.
– Тебе нужно сделать свой выбор. Только свой! – горячо говорит отец. – Все эти правильные доводы о востребованном ремесле, верном куске хлеба, каком-то эфемерном престиже, тьфу! Наплюй! Отбрось буржуазные предрассудки, гни своё, девочка. Дело жизни должно быть любимым, чтобы утром понедельника хотелось петь и вприпрыжку скакать на работу сквозь дожди, пургу и наводнения, какой бы она не была, понимаешь? Позавчера я был в парикмахерской и стригся у счастливого человека, хоть она всего лишь парикмахер. Я сказал девушке «Тут подлиннее, тут покороче, виски прямые», а она несколько отстранилась и оглядела меня, как некогда Микеланджело оглядывал кусок бесформенного мрамора, представляешь? Она вилась вокруг этой старой шишковатой головы, примеривалась так и сяк, в порхающих её руках была творческая мысль и порыв! Ведь высунутый язык и насвистываемый мотивчик говорят об увлеченности, понимаешь ты, Вера?! – взвизгнул от переизбытка чувств папаша.
Веру напугал родительский напор, она брякнула невпопад: – Что она напевала?
– Да какая разница! – так и взвился отец, но овладел собой и уже куда мягче: – Я о том, что нужно дело по сердцу, неважно что это. Хоть бы и парикмахер. Хоть бы и собачий. Мой тебе отеческий совет, не слушай никого, ищи. Папа желает тебе только добра, понимаешь, дочура?..
Слова эти были сказаны столь проникновенно, что Верочка прерывисто вздохнула и примиряющее похлопала перевозбужденного родителя по плечу: – Понимаю, понимаю, папулечка. Всё норм.
Они взялись за руки и побрели по аллее.
Вечером за ужином мать индифферентно спросила Веру:
– Ну, как погуляли? О чём болтали?
– О выборе будущей профессии. Кем быть.
Мать насторожилась:
– О, это очень важно. И что же твой отец?
Вера саркастически гоготнула:
– Ха! Подбивал меня стать парикмахером, представляешь? Хочешь, говорит, в парикмахеры, валяй, никого не слушай! Хочешь собак стричь, стриги. Наплюй на всех. Парикмахеры, говорит, наплевали и счастливы. Как-то так, ма...
Женщина невольно взялась за сердце и простонала:
– Оо, каков мстительный негодяй!.. Какие же низкие подлые происки и цинизм, оо! Ну, а ты что?..
– Да я было подумывала о школе стилистов, да только теперь фигушки! Не дождётся! Подаю документы на экономический, железно решено!
А. Болдырев из книги " Перед прочтением сядьте " |
