Здесь будет интересно!!!

Как-то раз я пылко забодала большого начальника. Я была тогда юная, резвая, наглая и трудилась в прогрессивном издании. А там практиковалась такая забава: брался на мушку какой-нибудь предпенсионный зав., на худой конец зам., и отдавался на растерзание молодому волчонку. Чтоб зубки точил. Получалась кровавая расправа и клочки по закоулочкам. Азарт, задор, кураж, тираж как на дрожжах. Доверили и мне нанизать на шампур одного ответственного. А я бойкая, писучая, ежедневно рвусь в бой. В общем, так его, и эдак, хук справа, слева, апперкот, джеб, нокаут.
Мне - аплодисменты и премия 20 рублей. Домжур, салат по-узбекски, мясо по-суворовски, хванчкара.
Старичку в полупогонах – позор на его лысину и забвение.
Так предполагалось.
Но мужик оказался крепкий, тёртый, цэковско битый, министерски закаленный и давай меня судить. За то, что подняла я свою чахлую ручонку на самое святое в жизни чиновника - коммунистическую честь и социалистическое достоинство. Сказать по чести, дядька, который сто лет проторчал на своем казенном посту, был и правда сволочь изрядная. Что в общем и целом понятно и даже объяснимо. Иначе как бы он на своём кожаном троне столько лет усидел?!
А время действия - самое начало перестройки. Еще не очень принято на совпартначальство прилюдно гавкать. Короче, судилище наше приехало снимать телевидение,кажется, московская программа. С одной стороны я в красной югославской кофте и резиновой юбчонке на последних рубежах. С другой мой оппонент в двубортном. Посередине адвокаты. Слева шустрый Эдик, которого наняла редакция. Это было, кажется, его первое дело. Справа солидняк в галстуке с отливом, от министерских. Бодались так и эдак несколько дней. В редакции сочувствуют и от утренних летучек освобождают. В телевизоре показывают. Соседи на всякий случай здороваются через губу, черт его знает, как дело обернётся. Ребенок рыдает: мама, если тебя посадят в тюрьму, ты мне не купишь роликовые коньки?
В конце концов суд постановил: извиниться, но не по содержанию, а по форме. То есть, факты верные, но изложены грубо. Вот за эту грубость и принести извинения. Редакция извинилась примерно так: "такой-сякой многоуважаемый Иван Иваныч не вполне тактично назван мудаком и скотиной. Эти не галантные эпитеты действительно прозвучали в адрес разэдакого Иван Иваныча. Впредь редакция постарается взять себя в руки, чтобы не называть всяких скользких личностей подлецами и проч. Кроме того, обязуется в кратчайшие сроки провести разъяснительную работу среди сотрудников по подбору интеллигентных метафор, метонимий, синекдох, троп и гипербол в адрес вышеназванных мерзавцев". Занавес и конец первого действия.
Действие второе. Спустя годы, уже в Америке. Попадается мне русскоязычная газетка с воспоминаниями жертвы режима. Несправедливо оболганной, угнетенной, униженной и попранной. Целая полоса с портретом. А на портрете мой министерский дядька. Отдохнувший и посвежевший. Герой нашего времени! Живет в Бруклине. Пишет уже вторую книгу воспоминаний о своей борьбе, выступает перед пионерами (зачеркнуто) пенсионерами! И хоть бы мне процент от гонораров отстегнул, паразит (зачеркнуто) нехороший человек! Ведь если начистоту, это ж с моей подачи ему такая райская старость обломилась!
Всё-таки люди ужасно неблагодарные существа.

Евгения Лещинская